Я закончила одеваться, нашла предлог спешно проститься с Сесилией и побежала к капитану Вильягре, чтобы передать ему слова инкской принцессы и уверить в том, что если де ла Ос добьется успеха, то и самому капитану, и другим верным Вальдивии людям тут же отрубят голову.

— У вас есть доказательства, донья Инес? — поинтересовался красный от ярости Вильягра.

— Нет, только слухи, дон Франсиско.

— Впрочем, мне хватит и этого.

Вильягра без промедления арестовал интригана и приказал отрубить ему голову топором в тот же самый день, не дав времени даже исповедоваться. Потом он приказал за волосы пронести его голову по городу, а затем повесить на столб для устрашения сомневающихся, как обычно поступали в таких случаях. Сколько отрубленных голов, выставленных на всеобщее обозрение, видела я в своей жизни? Не счесть. Вильягра решил не отлавливать остальных заговорщиков, которые, как крысы, затаились в домах, потому что иначе бы ему пришлось арестовать все население города — так сильно было недовольство Вальдивией, царившее тогда в Сантьяго. Вот так этот бравый капитан в один день вырвал ростки гражданской войны и избавил нас от этой гадины — Санчо де ла Оса. Самое было время.

Педро де Вальдивия добирался до Кальяо целый месяц, потому что останавливался во многих местах на севере, ожидая вестей из Сантьяго. Ему нужно было убедиться, что Вильягра ловко справился с ситуацией и прикрыл тылы. Педро знал о попытке бунта Санчо де ла Оса — до него добрался гонец с этой дурной новостью, — но не хотел брать на себя прямую ответственность за его смерть, потому что это могло принести проблемы с правосудием. Педро остался весьма доволен тем, как его заместитель на свой манер расправился с заговором, хотя изобразил удивление и недовольство этими событиями, помня о том, что враг обладал хорошими связями при дворе Карла V.

Пытаясь добиться моего прощения, Педро послал мне из Ла-Серены с гонцом письмо, в котором изъяснялся в любви, и причудливый золотой перстень в придачу. Письмо я разорвала в клочки, а кольцо подарила Каталине с тем условием, чтобы оно никогда не попадалось мне на глаза, потому что от одного его вида кровь во мне закипала.

По дороге на север губернатор присоединил к своему отряду группу из десяти опытных капитанов, которых снабдил доспехами, оружием и конями, пользуясь золотом обманутых колонистов, и отправился вместе с ними, чтобы встать под знамена клирика ла Гаски, законного представителя короля в Перу. Чтобы добраться до войска ла Гаски, этим бесстрашным дворянам пришлось подняться вплоть до самых заснеженных Андских вершин, не щадя коней, которые падали от нехватки воздуха; да и сами они мучились горной болезнью, от которой чуть не лопались барабанные перепонки и кровоточили все отверстия тела. Они знали, что у ла Гаски, хотя он человек недюжинной отваги и силы воли, совершенно нет военного опыта, а ему предстоит столкнуться с образцовым войском под командованием бывалого и смелого генерала. Гонсало Писарро можно было обвинять в чем угодно, только не в малодушии. Войско ла Гаски, измученное переходом через горную цепь, парализованное холодом и испуганное численным превосходством противника, приняло Вальдивию с десятью капитанами как ангелов-мстителей. Для ла Гаски эти десять дворян, по Божественному провидению прибывшие ему на помощь, оказались решающим фактором. Он обнял их, рассыпаясь в благодарностях, и передал командование Педро де Вальдивии, легендарному завоевателю Чили, именитому полководцу. Войско тут же воспряло духом, потому что такой генерал казался всем залогом победы. Вальдивия начал с того, что укрепил дух солдат нужными словами, которые были наработаны в течение многих лет общения с подчиненными, а затем занялся оценкой состояния личного состава и снаряжения. Поняв, что перед ним стоит очень тяжелая задача, он почувствовал возвращение молодости: капитаны со времен основания Сантьяго не видели его таким воодушевленным.

Чтобы подойти к Куско, где должна была произойти встреча с мятежной армией Гонсало Писарро, Вальдивия повел солдат по узким инкским тропам, вырубленным на краю пропастей. Войско двигалось вперед, как вереница насекомых, а над ним нависали массивные сизые горы: вокруг были лишь камни, лед, окутанные облаками вершины, ветер и кондоры. Окаменевшие корни растений иногда вздымались из расщелин, и люди хватались за них, чтобы хоть на мгновение отдохнуть от тяжкого восхождения. Конские копыта скользили по скалам, и солдатам, привязанным друг к другу веревками, приходилось держать лошадей за гривы, чтобы не дать им упасть в пропасть. Пейзаж был давящей и грозной красоты: весь окружающий мир состоял лишь из слепящего солнца и глубоких теней. Ветер и град создали дьявольские фигуры на склонах гор. В расщелинах скал сверкал рассветными цветами лед. По утрам солнце, окрашивавшее вершины рыжими и красными мазками, казалось далеким и холодным; по вечерам свет гас так же внезапно, как загорался утром, и горы погружались во тьму. Ночи казались бесконечными; никто не мог пошевелиться в этой темноте, люди и животные дрожали от холода и прижимались друг к другу, цепляясь за края ущелий.

Чтобы облегчить немощь от горной болезни и придать сил измученным людям, Вальдивия приказал всем жевать листья коки, как делали индейцы кечуа с незапамятных времен. Узнав, что Гонсало Писарро приказал срезать мосты, чтобы не дать людям ла Гаски переправиться через реки и пропасти, Педро велел янаконам плести веревки из волокон растений, которые попадались вокруг, и это выходило у них потрясающе быстро. Сам он с небольшой группой храбрецов тайно поехал вперед. Добравшись под прикрытием горного тумана до одной из переправ, разрушенных Писарро, он отдал приказ индейцам сплетать веревки в косы по шесть штук традиционным способом кечуа и делать из них висячий мост. Днем позже, когда к тому месту подошел ла Гаска со всем остальным войском, проблема переправы была уже решена. Им удалось перевести на другую сторону почти тысячу солдат, пятьдесят всадников, бесчисленное количество янакон и тяжелое оружие, балансируя на веревках над ужасающей пропастью, в которой завывал ветер. После этого Вальдивии пришлось заставить усталых людей пройти еще две лиги вверх по крутому склону со всем снаряжением на плечах и волоча за собой пушки, чтобы добраться до выбранного им места, откуда он рассчитывал нанести удар по армии Гонсало Писарро. Как только пушки были размещены на стратегических высотах, он решил дать солдатам пару дней отдыха для восстановления сил, а сам в это время, как когда-то поступал его учитель, маркиз де Пескара, лично проверял размещение артиллерии и аркебузиров, разговаривал с каждым солдатом, давая наставления относительно грядущей битвы, и разрабатывал план сражения. Я будто вижу, как он скачет верхом в новых доспехах, энергичный и нетерпеливый, как заранее просчитывает перемещения противника и планирует атаку, будто хороший шахматист, которым он, впрочем, и был. Он был уже не молод, ему исполнилось сорок восемь лет, он немного располнел, и давнишняя рана на бедре давала о себе знать, но все же еще мог проводить в седле по двое суток без отдыха, и в эти моменты — я знаю — он чувствовал себя непобедимым. Он был настолько уверен в победе, что пообещал ла Гаске, что в этой схватке они потеряют не более тридцати человек, и это обещание сдержал.