Готовясь к позорной смерти, Мустафа был приятно удивлен торжественной встрече и с еще большим восторгом узнал, что причиной тому послужило его прежде оскорбительное отсутствие вертикального преимущества. Корсиканец, в свою очередь, был рад обзавестись не заклятым врагом, а искренним почитателем. За беседами о том, как именно была достигнута победа и что теперь будет, Наполеон и бей упивались ненормально крепким кофе, французским коньяком и курили подозрительно пахучий табак, а под утро (неделю спустя) разведчики Мустафы-бея тайком провели Наполеона через британские заставы, и он уплыл во Францию, где стал рассказывать всем, как надрал несколько англо-арабских задниц и героически бежал домой. Мустафа-бей вернулся в свой замок в компании грозной авантюристки по имени Камилла де ля Сен-Вьерж, которая вскоре родила сына, первого из приплода, и сын этот учился не только в мамелюковой школе, но и у англичан (по причине что хоть оно и полезно – учиться у одолевшего тебя врага, еще полезней постигать тонкости ремесла у тех, кто вручил ему шляпу с его зубами).

Из этих корней выросла семья беев-мореплавателей, утонченных, чрезвычайно независимых и порой не ладящих с собственными хозяевами. Такое нарушение иерархии и субординации могло бы сделать из них настоящих американцев, если бы Соломон-бей (1901–1947), проучившись некоторое время в Сорбонне, не стал избегать всякого рода религий и не счел бы Соединенные Штаты самой праведной страной на свете. Тем временем магараджа Аддэ-Катира, Ранджит Рхой по прозвищу Трусливый Рэнди, почувствовал острую необходимость окружить себя потомственными военными и предложил Соломону, отцу Захир-бея, создать речной флот и катирскую армию. Этой цели магараджа добивался с несвойственным ему упорством, даже когда все вокруг начало разваливаться на части. Соломон вынужденно перевез молодую беременную жену в невероятно красивую крепость, когда Британская империя погрязла в кровавой резне и самоустранилась с субконтинента. Захир-бей родился в хмурое июньское воскресенье 1947-го и уже в среду осиротел: представители местного преступного синдиката решили свергнуть британское иго, убив Соломона с женой и под шумок переправив в Аддэ-Катир большой груз афганского опиума. Захир-бея контрабандой увезли в Лондон – наверняка с молчаливого согласия Маунтбеттена, поскольку от него мало что укрывалось.

Так Захир-бей, в одеяле из козьей шерсти и с немалым состоянием за душой, попал в Лондон, а со временем в Оксфордский университет, где учинял беспорядки, пьянствовал, скандалил за свой колледж и был пойман врасплох с дочкой декана Баллиола, прежде чем получить диплом с отличием высшего второго класса. Это достижение до сих пор считают великим чудом те, кто стал свидетелем бесстыдного шествия Захира по пивнушкам и постелям миловидных студенток. Его неизменным спутником и поручителем был поджарый катирский наследник по имени Нкула Джанн, грозный эрудит и интеллектуальный сноб, которого последний раз видели за рулем «роллс-ройса» во время эвакуации Фудина и который в настоящее время спешно пытается выяснить, что же, черт подери, происходит. Обзаведясь высшим образованием, эти двое вернулись на родину с целью взяться за ум и отрастить жирок. Они прибыли аккурат к свержению последнего магараджи и утверждению на роль марионетки и президента Великолепного Эрвина Кумара. Почуяв неладное и увидев неприятный характер перемен, они немедля решили по мере своих завидных возможностей досаждать новому правителю и всячески расстраивать его планы.

Первые дни нам приходится очень странно и тяжело. Мы находим местечко, где можно упасть и даже поспать. Беженцы занимают каждый квадратный метр и каждую нишу. Салли Калпеппер с Джимом Хепсобой делают себе гамаки и спят высоко над каменным полом. Я тоже пытаюсь. В гамаке ломит спину. Тогда я начинаю бодрствовать по ночам, а отсыпаться днем, когда на полу есть место. Замок поделили на три части: Захир-бей и его монахи устроились на верхнем этаже, рядом с башней, команда Гонзо (включая нас) – в передней и на разрушенном балконе, а катирские беженцы разместились в остальных частях здания, хотя слово «разместились» не вполне передает суть дела. Мы с Ли заглядываем в комнату, где провели нашу первую ночь. Там сейчас живут три семьи, включая двух раненых и старуху, которая от гнева плюется и заикается. Мы почтительно киваем в ответ на заявление, что наших матерей сношали дикие псы, и стараемся не вдыхать запах крови и пота, который источают ее племянник с другом. Карга – хотя несколько дней назад она была почтенной матроной, а может, и остается ею под слоем грязи и изнеможения – что-то мычит, а ее племянник услужливо переводит. Он говорит монотонно, не заботясь об ударениях и паузах: просто раскладывает перед нами английские слова, чтобы мы связывали их по своему усмотрению.

– Мои сыновья. Вы отобрали моих сыновей. И за что? За что? Я любила своих сыновей, то были мои единственные сыновья, других у меня нет. И дочерей нет. Вы их забрали. Никого не осталось.

Таким скучающим и беспристрастным тоном он продолжает до тех пор, пока не добирается до кульминации: будь прокляты наши дома, наше семя и наша страна, покуда не омоется небо Кровью Господней и суд Божий не настигнет нас адским огнем. Тут юноша сообщает, что его тетя очень злится и он тоже. Дабы мы в этом убедились, он поднимает голову, но в его глазах только пустота. Юноша пожимает плечами.

– Я видел, как исчезала земля, – говорит он, словно это все объясняет.

Тетя бросается в его объятия и изливает слезы и сопли ему на грудь, но, когда мы уходим, бросается за нами по коридору, точно бешеная кошка. Ли уводит меня прочь, но тетя не унимается и рывками, будто ее дергают за нитку, бежит за нами. Она испускает душераздирающие вопли, и вскоре нас уже преследует целая толпа угрюмых мужчин и печальных женщин.

Мы выбегаем во внутренний двор, мощеный и ровный. Посреди разбитого фонтана зияет колодец. Все, кто не идет за нами, сидят тут как попало, друг на друге, в ящиках и на двухъярусных кроватях, образующих город-улей. Когда мы входим, наступает тишина, нарушаемая только визгами и хрипами тетки. Я впервые вижу людей Аддэ-Катира рядом, а не с безопасных высот бронетранспортеров, и мне приходит в голову, что в такой ситуации они не станут сдерживать ярость. Какой-то парень поднимает с земли палку, пригодную для битья, воспитания животных и умерщвления врагов, но тут из середины двора раздается бешеный вопль, и все поворачиваются в ту сторону.

– Блудница! Что это?! – Наш старый знакомый в страхе смотрит на ребенка в рваной голубой пижаме. Даже младенец, поедающий сырое мясо, не мог бы вызвать столь неподдельного ужаса. – Мерзость! Чудовищно! Откуда это взялось?! Нет, нет, молчи, я знаю – здесь полно подходящих мужчин. Надо только найти самого жалкого, истекающего кровью идиота, который от безвыходности мог уложить тебя в свою постель. Или постель была моя?! Но как ты родила его так быстро?! А? Отвечай! Верно, зачем тебе девять месяцев, презренная шлюха, ты готова плодить исчадий хоть каждый час! Где-то тут наверняка валяется скорлупа, из которой он вылез. Ты демон – вот кто! Тварь из ада, где живут и нежатся в вонючем мареве инкубы, сатиры и женщины с паучьими ногами! О, бедный Рао Цур, женился на гнусной дьяволице с вечной течкой! Умей она хотя бы готовить…