настаивать на том, что Антоний был убит намеренно, а не по ошибке с тобой, я понял, что мой первоначальный план провалился и что рано или поздно мне придётся уничтожить тебя… Так вот время пришло.

— Думаешь, можно безнаказанно убить римского сенатора у него в доме?

— Не думаю, а уверен! И я не собираюсь скрывать это убийство. Ты сам дал мне законное разрешение на него, помнишь? «Я, Публий Аврелий Стаций, заявляю…» Мне следует поблагодарить тебя. Не ожидал, что у тебя хватит глупости добровольно подписать письмо, которое даёт мне право убить тебя. Разумеется, я не уничтожил его и сегодня вечером воспользуюсь им, заявив, что ты попросил меня приставить меч к твоей груди… Ты разочаровал меня, Аврелий! Ты грешишь, как все честные люди, наивностью, явившись ко мне один…

— Это верно, Марк Валерий, в душе я надеялся, что у тебя хватит, по крайней мере, достоинства принять поражение.

— Поражение? Но победил я! — рассмеялся он.

— Нет. Пока ещё нет. Я пришёл один, но не безоружный, — сказал сенатор, делая вид, будто достаёт из туники кинжал, которого там не было, в надежде, что Валерий замешкается, насторожившись, и тогда он успеет подойти к сундуку.

Но противник сразу понял обман и тотчас встал между ним и сундуком, приставив меч к груди сенатора. И тут патриций заметил за спиной Валерия тень — кто-то вошёл в комнату, — и посмотрел туда.

— Неужели ты думаешь, что я попадусь на этот старый трюк! — опять рассмеялся Валерий. — Позади меня никого нет!

Женщину выдал еле уловимый шорох дорогой шёлковой одежды, которую накануне подарил ей Парис. Резко обернувшись, Марк Валерий увидел Зенобию и бросился к ней, а она подняла руки, словно защищаясь, и вдруг выхватила из копны своих волос небольшой кинжал.

Валерий легко обезоружил женщину и грубым ударом в живот отбросил её в угол. Но этого мгновения Аврелию хватило, чтобы оказаться у сундука.

Когда Валерий обернулся к нему, патриций уже поднимался ему навстречу с мечом в руках.

— Будь осторожен! С этим мечом Вера Клавдиана сражалась в тевтонском лесу. Помни, что его держала в руках твоя собственная мать!

Цепион выругался и сделал быстрый выпад. Он был силён, у него имелся боевой опыт, приобретённый за долгие годы сражений, а его противник давно уже не держал в руках оружия.

Тем не менее Аврелий ловко парировал удар и быстро отступил за большой мраморный стол, который теперь оказался между ним и его противником.

— Как же смеялась над тобой мать тогда, в Германии! — солгал он, стараясь ожесточить Валерия. — Она хохотала, представляя, какое у тебя было бы лицо, если бы ты вошёл в палатку и застал нас в постели!

— Ты лжёшь! — вскричал Валерий, с угрозой приближаясь к нему.

— Не веришь? А ведь Реций рассказал тебе об этом во всех подробностях… И не в Риме, как ты уверял, а гораздо раньше, в Германии. Ты всё это знал, когда воспользовался моей помощью, чтобы войти в круг римской аристократии. Ты не страдаешь такой щепетильностью, как сутенёр Лама, который не позволяет своей сестре отдаваться первому встречному. Тебе, напротив, любовное приключение матери пришлось очень даже кстати… — посмеялся над ним сенатор.

Валерий вскочил на стол, чтобы напасть на Аврелия сверху.

— Молчи и сражайся, подлец! — прорычал он, в то время как патриций, проскользнув под столом, вынырнул с другой его стороны.

— А зачем мне сражаться, Валерий? Я люблю поговорить, особенно на некоторые темы. И о тех ночах в Германии, право же, тебе стоило бы послушать…

— Я сейчас раз и навсегда заткну тебе рот! — взревел Цепион, в отчаянии бросаясь на него со стола. Под яростным напором Аврелий отступил, но не выпустил меч из рук.

— У неё были длинные, тонкие пальцы, руки царицы. До сих пор вспоминаю, как ласкали они мои чресла…

Валерий бросился на него с такой слепой, дикой яростью, что забыл об осторожности и, желая нанести Аврелию решительный удар, слишком высоко поднял руку, отчего на мгновение приоткрылся краешек тела там, где заканчивались доспехи.

С холодным расчётом, продиктованным ненавистью, Аврелий вонзил в него меч снизу вверх и вынул окровавленным.

Бывший друг посмотрел на Аврелия мутными глазами.

— Ты ранил меня! — воскликнул он в недоумении.

— Нет, Марк, я убил тебя! — поправил его Аврелий, глядя, как он падает.

— Так прикончи меня в таком случае! — попросил он, стиснув зубы от боли.

— Это я, по-твоему, должен сделать? — с презрением спросил сенатор. — Ты жил как грязный предатель, Марк Валерий Цепион… Так хотя бы умри как римлянин!

Тот силился подняться, но не мог.

Аврелий не протянул ему руку. Напротив, спокойно ожидал с мечом наготове, пока тот поднимется, полагаясь только на свои силы.

— Последнее объятие, мой друг? — прошептал Валерий.

Аврелий молча кивнул. Полководец Восточных легионов обнял его левой рукой за талию, а другую положил на плечо.

— Вале, Публий! — еле слышно произнёс он и последним усилием воли прижался к нему.

— И навсегда, Марк, ave atque vale, — произнёс Аврелий, глубоко вонзив меч ему в грудь.

Как только Валерий упал, сенатор бросился к отважной женщине, лежавшей на полу.

— Зенобия, благодарение богам, ты жива! — позвал он, приподнимая её голову.

— Хозяин… — пошептала она.

— Потерпи, сейчас позову врача!

— Это не страшно, мой господин, — попыталась отговорить его женщина.

— Но ты рискуешь потерять ребёнка, — воскликнул Аврелий, трогая её окровавленную тунику.

— Нет у меня никакого ребёнка, мой господин… — призналась Зенобия. — Парис так боялся утратить твоё доверие, продолжая тайком видеться со мной! Поэтому, опасаясь потерять его, я и убедила его, будто беременна. Теперь всё кончено. Когда он узнает об обмане, не захочет больше знать меня!

— Нет, не говори так. Всё ещё можно исправить, Зенобия. Послушай… — заговорил сенатор, помогая ей подняться.

XXXV

ЗА ДЕСЯТЬ ДНЕЙ ДО АВГУСТОВСКИХ КАЛЕНД

— Хозяин! — управляющий стоял на пороге с мокрыми от слёз глазами.

— Мужайся, Парис.