Зимой я купила себе норковую шубу – первая крупная покупка, на которую я решилась потратить заработанные в клубе гонорары. Вообще весь тот год я жила более чем скромно – и не потому, что экономила в страхе перед неизвестностью будущего, а потому, что потеряла вкус жизни. Мне не хотелось ничего покупать, не хотелось красивой одежды, не хотелось новых духов. Я ходила в ботинках из прошлогодней коллекции демократичной молодежной фирмы «Карнаби».

А в начале декабря в нашем клубе произошло событие, которое стоит того, чтобы рассказать о нем во всех подробностях.

…Это был ничем не примечательный вечер, спокойный и скучный. В клубе было мало народа. Я работала во вторую смену. Полуусыпленные алкоголем и наступившей наконец зимой клиенты больших чаевых не давали, зато ничего и не требовали. Приватные танцы никто не заказывал, и я отсиживалась в гримерке, у окна. Другие девчонки были заняты более интеллектуальными разновидностями досуга – кто-то сканворды разгадывал, кто-то лениво играл в тетрис, кто-то читал журнал. А я вот с детства люблю в окно смотреть, особенно зимой. Когда наблюдаешь за медлительными крупными снежинками, очень хорошо думается. Думала я о том, что покоя так и не нашла. Почти год назад я заявила Алисе, что маюсь. Не могу найти себе места, не могу четко сформулировать, чего мне хочется. Разве это нормально, когда двадцатипятилетней девушке не хочется ничего? Я думала о Марьяне, которая так долго набивалась мне в подруги, а потом без сожаления вышвырнула вон, как изношенные туфли. И о Наташке, которая поступила точно так же. О Вилли Федоркине, который иногда мне звонил. И, конечно, о Денисе Викторовиче Семашкине – интересно, где он?

Через несколько минут я узнала наверняка где. В клубе «90-60-90» – где ж ему еще быть? В конце концов, от случайных встреч никто не застрахован. Особенно в Москве, где все по большому счету тусуются на одном пятачке.

После моего очередного выступления Алиса отозвала меня в сторону.

– Ты почему не спускаешься в зал? – спросила она.

– Так никто не спускается. Сегодня там мужики какие-то вялые. Сидят, жрут. На нас им наплевать.

– А вот и не скажи. Тебя там один требует в приватную кабинку. На вид солидный, так что ты уж постарайся.

– Хорошо, через пять минут приду.

– И сделай что-нибудь с лицом. У тебя нос блестит.

Стараться ради какого-то там незнакомого толстосума, возжелавшего предутренних зрелищ, мне совершенно не хотелось. Поэтому я ограничилась принужденным припудриванием носа и сменой красного платья на купальник бикини – от купальника будет легче освободиться, значит, танец получится более коротким.

В нашем клубе есть две кабинки для приватных танцев – отгороженные черными бархатными портьерами комнатки с удобными диванами и шестом.

Мужчина уже ждал меня в одной из них. Я попросила режиссера-звуковика поставить что-нибудь латиноамериканское и вплыла в комнатку под зажигательное постанывание Энрике Иглесиаса.

Однако стоило мне взглянуть в лицо мужчины, который был готов заплатить немалую сумму за то, чтобы разглядеть меня поближе, как улыбка сползла с моего лица.

– Ты?! Что ты здесь делаешь?

Я даже перестала пританцовывать, несмотря на то что знала – в комнатке установлена скрытая камера, чтобы охранник мог наблюдать за тем, что происходит в приватной кабине. Мое поведение выглядело подозрительным.

Но ни о чем подобном я даже не думала, потому что передо мной на обтянутом красным дорогим бархатом диванчике сидел он, самый подлый мужчина на Земле. Денис Викторович Семашкин. За год он совсем не изменился. Разве что еще больше поседел, но, как я уже упоминала, седина ему шла. Он выглядел загорелым и довольным. Одет он был в светло-серый костюм в еле заметную полоску и остроносые черные туфли – для того чтобы образ лондонского денди девятнадцатого века был более полным, не хватало только шляпы-котелка. В руках он держал полураспустившуюся розу.

– Такой же вопрос я могу задать тебе.

– Ты не имеешь права задавать мне никаких вопросов. Ты вообще не имел права сюда приходить.

– Мне надо с тобой поговорить, Варенька. Кстати, это тебе, – протянул он мне розу.

Я спрятала руки за спину:

– Мне от тебя ничего не нужно. Давай я тебе по-быстрому спляшу, и до свидания.

– Не надо плясать, – улыбнулся он, – лучше садись и просто поговорим. Тем более что ты, наверное, устала.

– Мне нельзя с тобой говорить. Раз я пришла сюда, то должна танцевать, а то получу выговор.

– Не волнуйся, я обо всем договорился с менеджером… Такая милая девушка, Алиса, сказала, что я могу говорить с тобой, сколько захочу.

«Представляю, сколько условных единиц перекочевало в Алисин карман, чтобы ты получил такую привилегию – поговорить с одной из лучших стриптизерок клуба в рабочее время!»

– Беда в том, что я разговаривать с тобой совсем не хочу.

Поскольку Энрике Иглесиас продолжал мурлыкать о любви, я прошествовала на подиум для танцев и, растянув губы в подобии приглашающей улыбки, закинула ногу на шест.

Но Денис Викторович вовсе не собирался пассивно наблюдать за тем, как я пытаюсь делать вид, что мне его присутствие совершенно безразлично. Он вскочил с диванчика и подошел ко мне. Его присутствие раздражало – ну не могла я страстно извиваться и изображать эротическое возбуждение, когда он находился от меня на расстоянии вытянутой руки. Я остановилась.

– Мне придется уйти.

– Танец длится десять минут, – улыбнулся он, – это время мною оплачено. Придется немного задержаться.

– Хорошо. – Я уселась на диван и закинула одну длинную ногу на другую. – О чем говорить будем?.. Как у Зинки дела?

– У кого? – притворно удивился он.

– У Зинки Карнауховой, – повторила я, – твоей новой пассии. Вы были на Венецианском карнавале?

– Варя, ну зачем ты сразу так…

– А как надо?

– Можно хотя бы меня послушать…

– Один раз послушала уже.

– Но я хочу забрать тебя отсюда. Мне не нравится, что единственная женщина, к которой я серьезно отношусь, танцует в таком заведении!

– Не нравится – не смотри!

– Варя, я понимаю, что поступил как подлец… Я перед тобою… дважды виноват… И ты вовсе не обязана меня прощать вот так, сразу… Но учти, я сделаю все, чтобы вернуть твое расположение. Все!

Я посмотрела в его лицо – брови сложены в трогательный «домик», губы дрожат, решительно блестят глаза – и поняла, что он не врет. Не врет и на этот раз. Он действительно сделает все, чтобы я опять ему поверила. Перед тем как променять меня на очередную подвернувшуюся под руку фотомодель. Есть такие люди, которым необходимо что-то самим себе доказывать. К ним, видимо, относится и мужчина, разбивший мое сердце дважды.