Он рысью устремился вдоль Казанского собора и среди величественных колонн с правой стороны увидел стройную фигурку. Сердюков умерил бег, перешел на шаг, стараясь усмирить дыхание и бешеное сердце.

– Добрый вечер, Эмма Ивановна! – он поклонился и порывисто преподнес корзинку, точно боялся, что смущение не позволит ему это сделать. Бог мой, когда в последний раз он дарил даме цветы?

Эмма Ивановна покраснела и приняла корзинку с трепетом. В ее однообразной жизни это была первая корзина цветов. Несколько мгновений они стояли и глупо улыбались друг другу. Потом вдруг она вспомнила нечто, и выражение ее лица переменилось. Она вынула из ридикюля строгий конверт и протянула Сердюкову.

– Что это, Эмма Ивановна?

Известная лондонская юридическая контора сообщала мисс Томпсон, что ее дальний родственник сэр Р. скончался, а вслед за ним и его сын. Посему она теперь является единственной наследницей и огромного состояния, и титула. Господа стряпчие просили мисс Томпсон немедля дать ответ относительно завещания. Коли она принимает наследство, ей следует их об этом известить телеграфом и как можно быстрее прибыть в Лондон.

Сердюков прочитал письмо второй раз, и тут заметил, что рука его предательски дрогнула. Он торопливо сложил листок и вернул его хозяйке. Мисс Томпсон стояла с опущенной головой.

– Это удивительное событие, Эмма Ивановна! – Сердюков постарался придать голосу нарочитую бодрость. – Вы точно попали в сказку! Только в сказке такое случается. Вам повезло, дорогая мисс Томпсон!

– Вы думаете? – Она подняла на него глаза, полные невыразимой грусти. – Вы считаете, что мне надо ехать, ехать прямо сейчас?

– Разумеется! Большое наследство – дело не шуточное! Недаром они торопят вас. Вам надо ехать, Эмма Ивановна, надо!

– Вы говорите от сердца? – тихо пролепетала Эмма Ивановна.

– Я был бы преступником, если бы стал отговаривать вас, сударыня! Я человек, который всегда принимает рассудочные решения. Вам надо ехать и принять наследство.

Они замолчали и оба смотрели на нежные цветы в корзине. Она пальчиками потрогала их, поднесла к лицу и зарылась в их лепестках.

– Но ведь я могу потом сразу вернуться! Принять наследство и вернуться…

Она опять замолчала. Вернуться зачем, за кем?

– Конечно, конечно, – торопливо продолжил Константин Митрофанович. – С такими деньгами вы сможете объездить весь мир!

Разговор становился мучительным для обоих.

– Что ж, я воспользуюсь вашим советом. Прощайте, Константин Митрофановьич!

Она побрела, прижимая к себе корзину. А он бросился в другую сторону, не разбирая дороги и не оглядываясь. Всем тяжелым сердцем он чувствовал смерть только что народившегося чувства.

Какая печальная сказка, найти наследство и потерять любовь!

Савва Нилович вошел в спальню жены решительным тяжелым шагом. Она вздрогнула от звука распахиваемой двери и внутренне вся сжалась. Она и не заметила, как чувство внутреннего испуга, постоянного ожидания несчастья, непроходящее напряжение поселилось в ней постоянно и не покидало теперь ни на миг. Юлия поспешно закуталась в узорчатую вязаную шаль и подобрала под себя ноги, вся превратившись в комок. Муж подошел к кровати и присел рядом.

– Вот что я подумал, Юлия, а не навестить ли нам наш дом в Сестрорецке?

Жена не поверила своим ушам. Дом любви, как мысленно она окрестила загородный дом. Неужели они снова отправятся туда и вернется то сладостное чувство, которое когда-то объединяло их и тела, и души!

– Саввушка! – она потянулась к мужу.

Он взял ее голову обеими руками и, приблизив к себе, расцеловал высокий лоб, маленький носик, большие грустные потухшие глаза, которые уже давно не блестели, разве что от слез.

Старый дом встретил их стоном половиц, охами и шорохами по углам.

– И как тут поживает моя подруга купчиха? – смеялась Юлия, перебегая из комнаты в комнату.

Гудела печь, затопленная загодя Левашовым. Дом наполнялся теплом и жизнью. Немыслимо яркий закат полыхал над морем. Его огонь горел в комнатах, наполняя их волшебством. Крупенины вышли рука об руку к морю. Холодный ветер заставлял ежиться и прятать носы в воротники. Прекрасен залив, но до чего там всегда ветрено! Одинокая чайка с сердитым криком сделала круг над их головами. Не найдется ли для нее угощения? Весеннее солнце еще не побороло холод льда. Море не освободилось от своих оков. Многие глыбы, наползая на берег, друг на друга, образовывали причудливые создания, с устремленными к небу прозрачными зубами-лепестками.

Савва подошел к одной льдине и заглянул в нее, точно в зеркало. Юлия глядела на его изображение с другой стороны и просто покатывалась со смеху, таким немыслимо фантастическим стало лицо мужа.

– Савва, милый, ты точно монстр! Это еще смешней и уродливей, чем в аттракционе с кривыми зеркалами!

Потом они прыгали по льдинам у самого берега, дразнили судьбу. Лед предательски хрустел, грозил сломаться. И тогда с криком и визгом они устремлялись на безопасное место.

Вечерело, от солнца осталась лишь малиновая полоска, а потом только отсвет в облаках. И в этот миг на пустынном берегу показалась черная лошадь. На ней не было ни поводьев, ни седла. Она брела в свое удовольствие по краю ледяного панциря, и звук от ее копыт распространялся далеко.

– Батюшки! – подивился Савва. – Да ты чья, голубушка!

Он хотел подойти к животному, но она шарахнулась в сторону и всем своим видом показала, что не нуждается в его заботе. Лошадь не выглядела ни замученной, ни голодной. Точно только что из теплого стойла. Длинная грива развевалась на ветру.

Медленно и величественно она продолжила свой путь вдоль берега. В какой-то миг лошадь показалась им точно нарисованной на этой величественной картине на фоне догорающего заката, облаков, растрепанных ветром, и уходящего за горизонт серо-голубого льда. Крупенины как зачарованные смотрели ей вслед, пока она не растворилась в сумерках. И в этот миг на потемневшем небе вдруг засияла луна, точно кто-то включил огромную лампу. По берегу побежали тени от прибрежных деревьев, и два силуэта слились в один.

Крупенин отодвинулся от жены на широкой постели, тихо вытащил свою руку из-под ее головы, чтобы не нарушить наступившего сна. Исступленная любовь, о которой они уже позабыли, вновь поглотила их целиком и вымотала без остатка. Савва смотрел жене в лицо. Она заснула, но на ее устах по-прежнему сохранялась блаженная улыбка. Он не удержался и снова поцеловал эти уста. Как давно он не видел счастья на этом лице, как дорого он бы дал за то, чтобы сохранить этот миг навечно! Но он знал, что миг краток. Наступит утро, и жизнь переменится. Савва вытянулся вдоль тела Юлии и вдыхал ее запах. Он едва-едва прикасался к ее плечу, волосам, стараясь впитать и запечатлеть ее в себе навсегда.