Но какова же степень весомости каждой фигуры? Лайам стал думать, но смысл от него ускользал. Он принялся складывать конкретные фактики по кирпичику, пока не желая смотреть на то, что получается в целом.

Проуна подкупили, причем довольно давно. Еще до начала сессии, это же очевидно. «Сколько народу судачило, что он стал наряжаться богаче? Стражники, клерки, Энге, Казотта — а ты это даже и на заметку не взял!» После безвременной смерти Акрасия Саффиана жирный квестор наверняка ожидал, что к нему перейдут особо тяжкие случаи, и, когда председательница ареопага передоверила их Лайаму, он забеспокоился. Он тянул волынку с отчетами, а по дипенмурскому делу выдал и вовсе не годящийся ни на что документ. Он умело разжег в госпоже Саффиан недовольство поведением нового квестора, и пресловутое дело вернулось к нему. И наконец, Проун добил своего недруга, предъявив его высочеству «Демонологию», — выбрав подходящее место и подходящий момент.

Это было ясно. Но тянутся ли от толстяка ниточки к ведьме — Лайам не мог столь же определенно сказать. Впрочем, чем дольше стенал Котенар, тем более он утверждался в своей догадке. За что убили эдила? В общем-то понятно, за что. Похоже, вислоусый охотник встал-таки на горячий след. Тот, который прямехонько вел к искательнице теней. Похоже, он обнаружил недвусмысленные улики. Какие именно — Лайам понятия не имел, но это его и не очень-то волновало. Главное — он уже вычислил, кто есть кто.

«Ладно, — подумал он. — И распрекрасно. Вот — ты это знаешь. И что ты будешь с этим знанием делать?»

Он окинул взглядом камеру, посмотрел на прочную кладку каменных стен, на толстую дубовую дверь, на решетку оконца и подавил вздох.

Он ничего не может поделать. Даже сыскав способ доказать свою невиновность, он все равно не сможет никому ничего втолковать. Никто не станет его слушать. Он чужой в ареопаге, чужой в Дипенмуре, он даже не уроженец Южного Тира, он странствует с драконом на шее и запрещенной книгой в дорожной суме. А Проун уже лет с десяток служит в суде, он старый, проверенный и надежный работник. «Дураки возвышаются, князья падают в грязь, — подумал Лайам, припомнив молитву вдовы в уоринсфордском пантеоне. — Ты, конечно, не князь, но Проун-то явный дурак».

«Можно попытаться сбежать». Он снова осмотрел потолок, покачал койку, испытывая ее прочность. Та зашаталась. Она была слабо сколочена, но ее ножки и перекладины были крепкими — из цельных брусков.

«Фануил!»

Ответ последовал тут же.

«Да, мастер?»

Лайам в свое время умудрился сбежать из двух тюрем — альекирской и фрипортской. А ведь тогда у него не было такого помощника, как Фануил.

«Ты где?»

«На крыше башни, под флагом. Демона нигде не видать. Как ты собираешься выбираться?»

«Вот об этом я и хотел бы поговорить, — отозвался он, уже составляя в уме план. — Сумеешь найти конюшню?»

«Да, мастер».

«Молодец. А потом…»

Он замолчал, соображая, что делать потом. Он хорошо представлял себе, как уносится на Даймонде в ночь, но то, что должно произойти с ним до этого, оставалось загадкой. Воображение отказывалось работать. Оно не желало подсказывать своему обладателю, как можно из этой вот камеры исчезнуть, сбежать, улететь. И вдруг до него дошло, что бежать ему вовсе не хочется.

Первый побег был огромной удачей, ставящей точку на отношениях Лайама с Альекиром. Век бы этой дыры не видеть — и горя не знать. И если в одном из вольных портов он тоже не мог теперь появиться, то к его услугам оставались еще четыре порта. Впрочем, он не горел особым желанием их посетить. Иное дело — бегство из Дипенмура. Тогда ему придется покинуть и Южный Тир. А тут у него и связи, и перспективы. Тут у него друзья, дело, дом. Он отнюдь не хотел со всем этим расстаться.

«Мастер?»

Куда бежать, если Проун останется здесь? Правда, можно с ним разобраться потом. Вернуться тайком и разобраться. Так он однажды нанес визит убийце отца.

«И что получил взамен? То, что по твоему следу пошли охотники за головами?»

Нет, надо найти способ повергнуть Проуна в прах не ударом исподтишка, а открыто и доказательно. Способ, могущий открыть всем глаза, что тот — продажная сволочь. Надо вернуть себе доброе имя или хотя бы за него постоять, а бегство… О бегстве ты начнешь думать потом, когда станет ясно, что проигрыш неминуем.

«Фануил, — послал он дракончику мысль, — забудь о конюшне. Возвращайся к комнате Грациана, к окну. Потом полетай вдоль стены и проверь остальные окна. Найди комнаты Проуна, если сумеешь».

«Хорошо, мастер».

Он будет вести дознание, сидя в тюрьме.

* * *

Под самым потолком камеры болтался фонарь. Высоко, не дотянуться. Он вовсе не освещал помещение, а едва разгонял царившую в нем темноту. Лайам рассеянно смотрел на него, ожидая весточек от Фануила.

После долгой молитвы иерарх Котенар встал с колен и сделал пару неловких шагов, чтобы размяться. Остановившись у койки, он кашлянул, привлекая внимание Лайама. Вид у жреца был совсем изможденный — молитва, похоже, отняла у него много сил.

— Квестор Ренфорд, вы не знаете, сказал ли эдил Грациан что-нибудь перед смертью?

— Нет, не знаю. — Лайам сел на край койки, его поразил не вопрос, а уныние, с каким он был задан. — А что? Он, по-вашему, должен был что-то сказать?

— Ну… — Котенар осекся, запоздало оценив ситуацию. — Нет, ничего. Вас ведь подозревают в убийстве? Не отвечайте, я вижу, что прав! — Жрец воздел над головой кулаки. Лайам чуть подобрался, готовясь к отпору. — О, негодяи! Проклятые негодяи!

— Кто? — Он все еще опасался, что Котенар набросится на него. — Кто эти негодяи?

— Ведьма, — воскликнул священнослужитель. — Ведьма и ее пес! О, Мать Милосердная, воззри же на нас и восплачь, узрев, как терзают нас эти злодеи! — Кадык иерарха снова задергался, по щекам потекли крупные слезы.

Лайам встал и тряхнул его за плечо.

— О чем вы? Что вам известно?

— О, это она, прислужница тьмы, это она его околдовала? И теперь он покорен воле ее, и не зрит добра, и клевещет на невиновных!

— Вы говорите о Проуне?

— Проун? — опешив, спросил иерарх. — Кто такой Проун? Еще один приспешник этой злодейки?

— Неважно. Поясните, о ком вы сейчас говорили?

Котенар понизил голос, опасливо глянул на зарешеченное оконце.

— Будто вы сами не знаете? О графе Райсе, о ком же еще! Разве вы арестованы не по его навету?

Лайаму не хотелось запутывать жреца объяснениями, а потому он просто кивнул.

— Да, но я хочу понять — почему? Что послужило первопричиной ужасных событий? Почему эти люди объединились? Что вы можете доказать?

На последнем вопросе священнослужитель поник и, как ребенок, стал тереть кулаками глаза.