— Ну, есть в тебе что-то от кота, — усмехнулся Антон Кряков. — А финское имя Кари, это русское — Макарий. Но, ладно. Кари, так Кари. А есть в японском такое имя?

— Нет, Тони-сан, нет такого имени. Есть прозвище. У нас так называют людей, которые ходят в лес. За зверем или грибами.

— А, охотник. У нас в Финляндии, знаешь какая охота? Уууу! А грибов! Поехали! Нахер тебе говно убирать? Я, когда отбывал на войну, Хухты металлургический завод прикупили. А ты же сам говоришь, что мечтаешь с металлом работать. Тебя сразу инженером возьмут.

— Да я и не против, — согласился со своим внезапно образовавшимся другом-электриком Хонда. — А вдруг не возьмут меня? У меня же документов никаких нет.

Их дружба возникла благодаря невероятному стечению обстоятельств. Котаро, которому предложили сменить бараки для пленных и скудную пайку на службу электриком в Санкт-Михельском батальоне, ответил согласием. И всё время ведения боевых действий провёл на передовой, чиня и восстанавливая повреждённую телефонную связь и электрическое освещение. И если первые два месяца его сопровождала охрана, то затем, убедившись, что японец на совесть исполняет свои обязанности и не стремится убежать, охрану от него убрали.

Общаясь с финнами-стрелками, Котаро очень быстро выучил финский язык, что очень понравилось командирам батальона, и его стали привлекать к допросам попавших в плен соотечественников. Как бы это ему не претило, но деваться было некуда, и он смирился с уготовленной ему судьбой участью. Тем более, что после указа императора Мейдзи «о поражении в правах попавших в плен», он и не собирался возвращаться в империю. Но и уезжать в далёкую и холодную Финляндию ему тогда тоже не хотелось.

Антон Кряков же всей душой стремился поучаствовать в настоящем морском сражении. Но судьба распорядилась иначе, и он прибыл на Дальний Восток уже после подписания мира. Пусть его крейсер «Русь», на который его взяли добровольцем, и имел слабое вооружение, но зато он нёс самые настоящие аэростаты. Которые годились не только для наблюдения, но и для бомбардировки судов противника.

Когда «Вторая Тихоокеанская эскадра» прибыла на помощь Порт-Артуру, оказалось, что помогать уже и не надо. И Антона, выдав положенное довольствие и проездные деньги, списали на берег. Где он не преминул навестить Санкт-Михельский батальон, чтобы передать письмо Матти Хухты его знакомцу Аймо Кахмо. Да так и остался при этом батальоне из-за возникшего конфликта между финской бригадой и русскими генералами.

Когда, при попытке ареста, убили начальника штаба финской бригады и командира Добровольческого батальона, Антон, не раздумывая, присоединился к финским стрелкам, помогая им строить укрепления вокруг города Дальний, куда стянулась вся бригада. И в компании с японцем обеспечивал электрическое освещение. И они же, вместе, придумали пропустить ток через колючую проволоку. Эта идея так понравилась командованию, что Антон и Кари, как здесь прозвали Токаро Хонду, только этим и занимались, до тех пор, пока конфликт не уладили из Санкт-Петербурга.

После разрешения конфликта Китайской особой бригаде выплатили денежное содержание и премии за те или иные геройства на войне, и за полученные ранения. А ранены в той или иной степени были почти все военнослужащие бригады.

Объявили также о решении вернуть финских военнослужащих домой. Но по частям. И первым рейсом, на транспортах «Ику-Турсо» и «Урал» отправят на родину остатки добровольческого батальона и Санкт-Михельский батальон. Вместе с ними планировал отправится и Антон Кряков. Тем более, что ему уже пообещали временную должность гальванёра на одном из этих транспортных судов.

— Так обещал же Рейно Лахти пособить с документами, — попытался успокоить Кряков своего нового товарища. — А вон и он идёт. Сейчас узнаем, получилось у него или нет.

Углядев знакомого контрабандиста, Антон поднял вверх руки и призывно замахал ими, привлекая к себе внимание.

— Вечер добрый честному народу, — поприветствовал двух друзей подошедший унтер-офицер. — Что-то ты, Кари, смурной какой-то. Не волнуйся, всё получилось. Ты лучше скажи, веруешь ты во что?

— В «Путь Богов» (синтоизм). А что, готё-сама?

— Ты мне эти «сама» брось. Я старший унтер-офицер (vanhempi aliupseeri). Так и обращайся. Или по имени, когда мы одни. Вот как сейчас. Антон не в счёт, он свой. Теперь по документам и про веру. Вот тебе справка-выписка из сельской управы. Это тоже документ. Ты теперь Айлан Аслак, родом из села Неллим что в Лапландии. Он раньше служил в Добровольческом батальоне.

— А где настоящий Айлан? — удивился японец.

— Погиб. Прямое попадание вашего фугасного снаряда. Одни ноги с сапогами остались. Короче, не ломай себе голову. Ты теперь числишься в нашей пятой роте. Переводом из второй роты Добровольческого батальона. Штабс-капитан в курсе и одобрил. Теперь о вере. С нами плывёт пастор с Абовского батальона. Это такой священник.

— Я знаю кто такие священники в христианстве, Рейно, — возмутился Хонда, подумав, что его выставляют каким-то варваром.

— Не кипятись. Тем лучше, что знаешь. Так как ты теперь из Лапландии, то можешь спокойно отказываться ходить на службы к священнику. Понял? А то он ушлый малый, быстро вычислит кто ты на самом деле, и тогда нам не поздоровится.

— А во что верят эти лапландцы? — решил уточнить японец.

— Нет, не лапландцы, а саамы. Лапландия — это уезд где они живут. Ты теперь саам. И верят они в богиню солнца Байве и в бога растений и животных Сторюнкара. Ты чего это улыбаешься? Что я смешного сказал?

— Простите, господин старший унтер-офицер. Я не смеюсь. Просто в синтоизме мы тоже поклоняемся богине солнца Аматерасу и богу Идзанаги, который отвечает за все «ками».

— Во-во. Саамы тоже любят свои камни. Как же они называются? — Рейно Лахти даже почесал затылок под форменной кепи, пытаясь вспомнить. — А! Вспомнил! Точно! Сейды! Они верят, что в этих камнях живут какие-то духи.

— О! Тогда я точно саам. Может эти саамы выходцы из нашей империи?

— Ха! Ну, если судить по их рожам, то некоторые точно от вас сбежали, — хохотнул бывший контрабандист. — Так, всё! Документы у тебя есть, и теперь ты мой подчиненный.