Русская военная статистика, занимающаяся национальными меньшинствами, — противоречивый, малонадежный и малообъективный источник, данные которого требуют сравнительно-сопоставительного анализа, перепроверки, критического осмысления. Если оставить в стороне спор об отношении еврейского населения к военной службе и ограничиться характеристикой еврейского солдата в рядах армии, мы приходим к следующим выводам. В армии евреев в процентном отношении было больше, чем в целом по империи. По своим физическим данным евреи ничем не отличались от новобранцев из городской среды. Вместе с другими призывниками-горожанами евреи уступали по своим физическим характеристикам призывникам из крестьян. Во время прохождения действительной службы в войсках евреи продемонстрировали большую выносливость и способность к адаптации, чем представители любых других национальных меньшинств. По уровню грамотности солдаты-евреи находились на втором месте после русских, что благоприятно сказывалось на степени усвоения евреями военного дела. Именно поэтому полное ограничение возможностей военной карьеры для евреев, запрет на служебные льготы и производство в офицеры, а также распределение подавляющего числа евреев в пехоту нужно признать ошибочной практикой, как и почти полное исключение евреев из инженерных войск. В этом смысле евреи в русской армии находились ниже уровня своих профессиональных способностей. Наоборот, размещение непропорционально большого числа евреев в артиллерии нужно считать положительной практикой. Эта практика привела к высокой оценке артиллерийским командованием мастерства евреев-артиллеристов.

Бытовые условия для евреев в армии оказывались менее благоприятными, чем для остальных нижних чинов. В финансовом отношении положение еврейского солдата, получающего помощь общины или семьи, было несколько лучше, чем у православного солдата или католика. В то же время положение еврейского солдата, не получавшего финансовой поддержки, было намного хуже, чем у православного или католика. Как мы предполагаем, женатых евреев-солдат в армии было пропорционально меньше, чем женатых солдат-неевреев, что также отражает городское (а не крестьянское) происхождение еврейского солдата. Психологические свойства еврейского солдата характерны для представителей городских профессий. Возникающий конфликт между солдатом-евреем и его непосредственным начальником — это конфликт работника, занимающегося независимой трудовой деятельностью и привыкшего работать на себя (self-employed worker) и самостоятельно принимать решения, оказавшегося в ситуации наемного рабочего (hired worker), от которого требуется беспрекословное подчинение нанимателю. Не случайно поэтому, что присущие солдатам-евреям самостоятельность принятия решений и личная ответственность — свойства, причинявшие командованию всяческие неудобства в мирное время, — оказались важнейшей положительной боевой характеристикой в военное время. В целом евреи в русской армии были более дисциплинированными, чем их товарищи-неевреи. На протяжении всего времени своего пребывания в армии евреи дают пропорционально меньший уровень преступности. В этом смысле революционное десятилетие нуждается в особом рассмотрении.

В мае 1908 г. у рядового 103-го Петрозаводского пехотного полка Михаила Горина был изъят любопытный текст. За хранение этого текста Горина осудили на два года и шесть месяцев и 31 мая отправили в Бобруйский дисциплинарный батальон. Сам Горин, 1882 г. рождения, чистокровный русак, из потомственных, но обедневших дворян Ярославской губернии, поступил на службу 18 октября 1905 г., а в мае 1908 г. проштрафился и был посажен на гауптвахту. Как полагается, по истечении срока ареста он вернулся в полк, а в его казенном имуществе, оставшемся на гауптвахте, был произведен обыск. В матрасе Горина был найден текст стихотворения, которое, при сличении почерков, оказалось принадлежащим самому Горину. Привожу текст стихотворения полностью, сохраняя стилистику, синтаксис и ошибки оригинала:

Как бы ни был неуклюж язык и стиль Горина, нельзя обойти вниманием важную тему, затронутую в его стихотворении: что же на самом деле значит для русского еврей, обвиняемый в низости («гниль») и разжигании революционных страстей («злобу сеет повсеместно»)? Такой вопрос вряд ли мог бы возникнуть до первой русской революции — не случайно дело Горина оказалось среди десятка других дел осужденных за революционную пропаганду. В предреволюционное десятилетие периферийная в русском общественном сознании еврейская тема внезапно оказалась ключевой. Перемены, происходящие в армейской среде, мало чем отличались от происходящего в обществе. Рядовой Горин пытался осмыслить еврейский вопрос как часть русского вопроса и русского выбора. И пока русская общественная мысль выбирала между «царем и отечеством» и революцией, казарма решала вопрос, за кем идти — за военно-боевым комитетом или штабс-капитаном. Именно поэтому важно понять, как на этот выбор влияло присутствие еврейских солдат в военно-боевых комитетах и, более широко, в агитационной работе среди войск.

Настоящая глава посвящена участию евреев — солдат русской армии в революции 1905–1907 гг. Временные рамки главы охватывают период с конца 1890-х до конца 1900-х годов. В этот период еврейский солдат оказывается в гуще важнейших событий русской и русско-еврейской истории, среди которых — мощный подъем еврейского рабочего движения 1897–1899 гг., мобилизация и война с Японией 1904–1905 гг., революционные выступления войск 1905 г., начало политической реакции и послереволюционные волнения в войсках 1907–1908 г. В этой главе мы попытаемся ответить на вопрос, в какой степени еврейские солдаты принимали участие в организации и проведении вооруженных восстаний в армии. Насколько справедливо обвинение, многократно повторявшееся праворадикальными политиками и журналистами, что евреи в целом и еврейские солдаты в частности несут полную ответственность за революционное разложение русской армии? Чтобы ответить на этот вопрос, мы остановимся на некоторых моментах еврейского рабочего движения в Российской империи конца XIX — начала XX в., достаточно полно рассмотренных в работах Бухбиндера, Лещинского, Мендельсона и Тобайаса и необходимых для понимания целокупного исторического процесса, составной частью которого является революционная деятельность еврейских солдат. Особое внимание мы уделим специфическим чертам деятельности еврейских солдат-агитаторов, их связям с еврейской жизнью за пределами казармы, а также их роли в различных военных комитетах партийных групп и организаций. Деятельность революционных партий — Бунда, социал-революционеров (СР) и социал-демократов (СД), с различными целями и методами, с разной интенсивностью и в различное время начавших агитационную работу в армии, послужит необходимым фоном для изучения революционной работы солдат из евреев. Объяснив специфические особенности партийной пропаганды и подходов различных партий к военному вопросу, мы сможем понять, почему армия, при всех усилиях революционной пропаганды в войсках, все же участвовала в погромах.