Он решил, что я шучу.

– Пожалуйста! – взмолился я.

– Меня же отсюда вышвырнут!

– Знаю, – ответил я, глядя ему в глаза.

Я ждал, что он попросит чего-нибудь взамен. Ответной услуги. Обещания. Бесплатного пропуска на выставку от дяди Лучо.

Но я его недооценил. Он выбросил из упаковки на ладонь последнюю жвачку и посмотрел на нее.

– Черт, – сказал Джанни. – С Симона, не ровен час, пасторский воротник снимут, а я переживаю за свою долбаную работу!

Он швырнул жвачку в темноту, встал и заправил рубашку.

– Стой тут. Когда подъеду, залезай внутрь.

Едва Джанни скрылся из виду, я поспешил связаться с Миньятто.

– Монсеньор, я выяснил, где Симон. Его отвезли в апартаменты Бойи.

– Проклятье! – проворчал Миньятто. – Они смыкают ряды. Час назад мне позвонил секретарь кардинала Бойи и сказал, что личного дела отца Блэка мы не получим.

– Отца Блэка?

– Хотел посмотреть, какие выводы сделал секретариат о нападении на него.

Вглядываясь в темноту в ожидании машины Джанни, я слушал, как Миньятто тяжело дышит в телефон. И снова недоумевал, почему Симон согласился на домашний арест. То ли для сохранения в тайне встречи в Кастель-Гандольфо, то ли чтобы не подвергать опасности меня и Петроса. А может, из-за случившегося с Майклом, он не разделял первое и второе.

– Ваш брат должен завтра утром давать показания, – сказал наконец Миньятто, – после выступления свидетелей с показаниями о репутации обвиняемого.

– Вы можете заявить суду протест, чтобы Симона отпустили?

– Это ничего не изменит.

– И что нам делать?

Миньятто вздохнул.

– Подождем и посмотрим, насколько силен ангел-хранитель вашего брата.

Он задумался и добавил:

– Хорошо, приходите завтра во Дворец трибунала в восемь часов.

– Я приглашен как свидетель? – замялся я.

– Святой отец, вы – прокуратор. Вы сидите рядом со мной за столом защиты.

Подо мной послышался звук открывающихся ворот гаража. Я инстинктивно присел, на случай если из-за поворота появится машина другого шофера. Но к лестнице с урчанием подъехал именно Джанни. И я не поверил своим глазам.

– Монсеньор, – сказал я. – Мне нужно идти.

– Если узнаете что-то еще, – сказал он, – то в любое время…

– Обязательно позвоню!

Я отключился и спустился по ступеням, пытаясь подавить нервный смех. Джанни приехал на «фиате кампаньоле», белом военном джипе, который во всем мире знали как «папамобиль».

– Садись, – нервно сказал Джанни. – Пока тебя никто не увидел.

Эту машину я знал хорошо. Нам с Джанни было по тринадцать, и мы целую ночь искали на кузове пятнышки крови Иоанна Павла: когда на площади Святого Петра террорист стрелял в папу, тот ехал на заднем сиденье именно этого автомобиля.

– Куда садиться? – спросил я.

Сзади стояло установленное для Иоанна Павла кресло, а другого места не наблюдалось. На переднем сиденье валялся полиэтилен, который защищал его святейшество во время дождя.

– Вниз, – сказал Джанни, отодвинув полиэтилен.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять его мысль. Джанни предлагал мне заползти в нишу для ног перед сиденьем.

– И что бы ни случилось, – прибавил он дрожащим голосом, – не говори ни слова. Договорились? За воротами – жандарм, мы проедем мимо него, и дальше гараж должен быть пуст. Думаю, я смогу выиграть тебе пять-десять минут.

Я сделал, как сказал Джанни. Он завалил меня полиэтиленом, и джип тронулся.

Поездка оказалась жесткой. Папамобиль почти мой ровесник. Иоанн Павел получил его в подарок четверть века назад, когда приезжал поклониться плащанице в Турин, штаб-квартиру «Фиата». Тринадцать месяцев спустя, в день, когда папу ранили в этой машине, команда исследователей плащаницы, прибывшая обнародовать предварительные результаты своих изысканий, также находилась на площади Святого Петра. Одна из загадочных тайн жизни внутри наших городских стен в том, что здесь все взаимосвязано.

– Сиди тихо, – сказал Джанни. – Мы уже близко.

Послышался дребезжащий стук – мы пересекли приподнятый барьер на асфальте и погрузились в темноту промышленного квартала города, мрачного, закопченного района мастерских и складов. Я видел только вспышки пролетающих мимо огней. Джип замедлил ход, и я услышал голос:

– Синьор! Дальше нельзя!

Джанни нажал на тормоз и предостерегающе шаркнул ногой.

– Сегодня сюда проезд закрыт, – сказал жандарм.

Он приближался к нам. Голос становился громче.

– У меня приказ от отца Антония, – сказал Джанни.

Так здесь называли архиепископа Новака.

– Какой приказ?

Только бы Джанни знал, что делает! Когда Иоанн Павел ездил на этом джипе, его всегда сопровождал эскорт жандармов. Один звонок в отделение опроверг бы все, что насочинял Джанни.

– Завтра обещают дождь, – сказал он, похлопав рукой по горе полиэтилена.

– Ладно, – ответил жандарм. – Сколько вам потребуется времени?

– Десять минут. Мне нужно проверить, есть ли запас полиэтилена.

Теперь я понял его план. Завтра среда, день еженедельной аудиенции Иоанна Павла. Единственный случай, когда сейчас использовалась эта открытая «кампаньола».

– Сегодня сюда доступ запрещен, – сказал жандарм. – Идемте, я вам помогу.

Джанни напрягся. Нога выжала сцепление. Но не успел он отказаться, жандарм, судя по звуку, уже отодвигал стальную дверь. Джанни развернул джип и медленно задним ходом заехал в бокс.

– Чья это «альфа»? – услышал я его вопрос.

Мы нашли машину Уго.

– Это вас не касается, – отрезал жандарм. – Где то, что вам нужно?

Джанни не сразу ответил. У меня упало сердце. Он никогда не умел врать.

– Вон там, в ящиках, – сказал он.

Он вынул ключи из зажигания и наклонился, как будто что-то обронил. Когда его рука оказалась перед моим лицом, он ткнул пальцем в сторону двери. Видимо, что-то важное заметил с той стороны джипа.

Он ушел. Голоса затихли вдалеке.

Я осторожно поднял голову над низкими дверями папамобиля. Гараж был длинным и узким, места хватало, чтобы только-только проехать рядом двум машинам. Джанни встал у «альфа-ромео», ее двери были широко открыты, словно кто-то осматривал салон.

Теперь я понял, почему жандармы привезли ее сюда. Окно водителя разбито. Стекло вокруг дыры размером с голову потрескалось, как скорлупа. На сиденье валялись осколки.