– Джанни, – сказал я. – Мне нужна твоя помощь.

Мы росли с ним вместе и были закадычными друзьями. В этом здании крепла наша дружба. Как-то летом мы прознали, что при строительстве гаража рабочие обнаружили внизу целый некрополь, несколько залов римских гробниц. То есть мы жили над кладбищем, над мертвыми телами язычников, которые когда-то клялись, что христиане в жизни не сгонят их с места. Нам с Джанни просто необходимо было взглянуть на него собственными глазами.

Спуститься в залы труда не составило. По канализации можно пробраться куда угодно. Но однажды ночью мы проползли по целому лабиринту каменных проходов и очутились у новенькой металлической решетки. Она вела в подсобку. А из подсобки – в гараж, к папскому лимузину.

Водить машину в Италии разрешается с восемнадцати лет. Нам исполнилось по тринадцать. А на стене висели ключи от восьмидесяти роскошных автомобилей. За год до этого отец научил Симона водить наш старенький «фиат-пятисотый». Но в то лето я упражнялся в вождении на бронированном «мерседесе-пятисотом», с установленным на заднем сиденье папским троном.

Мне захотелось немедленно пригласить девчонок. Джанни сказал: нет. Мне хотелось спрятаться в багажник и прокатиться с Иоанном Павлом. Джанни сказал: нет. «Не жадничай! – сказал он, когда я предложил проехаться на лимузине по парку. – Ты слишком много хочешь!» В тот раз я впервые увидел настоящего Джанни. Годы спустя он превратил в настоящую религию свое стремление «не жадничать». Не желать слишком многого. Закончив школу, я пошел в колледж, а Джанни сказал, что хочет стать серфером. В Санта-Маринеллу[16] он ездил, как слепые в Лурд[17]. Через год отец устроил его на должность смотрителя-санпьетрино. Но в соборе Святого Петра масса закоулков, а обязанность смотрителей – все их вычистить. И когда Джанни надоело отскребать жвачку со стен и кататься по мраморным полам на шлифовальной машине, он крепко задумался, чего он на самом деле хочет добиться в жизни. И решил стать шофером в ватиканском гараже.

Джанни очутился здесь не случайно. Вспоминая время, когда жизнь впереди казалась бесконечной, он вряд ли что иное мог сравнить с нашим летом в гараже. Джанни сделал свой выбор. И с тех пор я при каждой встрече с ним думал о том, что никому из нас, ватиканских мальчишек, за исключением Симона, не хватило смелости испытать, каков мир за пределами этих стен.

– Симона взяли под домашний арест, – сказал я. – Швейцарские гвардейцы видели, как его машина въехала на территорию дворцового комплекса. Мне нужно выяснить, куда она поехала дальше.

Швейцарцы, возможно, ничего и не знали. Но шофер той машины мог бы рассказать…

– Алекс, – ответил Джанни, – у нас приказ молчать об этом.

Этого я и боялся. О том же говорил и Эггер – о запрете на передачу информации по делу.

– Хоть что-нибудь можешь мне рассказать? – спросил я.

– С тех пор как того парня убили, все как-то очень странно, – сказал Джанни, понизив голос. – Ни о чем нельзя говорить. – Он улыбнулся прежней озорной улыбкой. – Так что все сказанное останется между нами.

Я кивнул.

– Вчера вечером пришел заказ. Я не знаю, чей был вызов, но диспетчер отправил по нему моего приятеля Марио. Так что это он поехал ко дворцу твоего дяди – забрать Симона.

– Где он высадил моего брата?

– У лифта.

– Какого лифта?

– Ну, у лифта! Того самого!

Папский дворец настолько стар, что в нем мало современных удобств. Джанни, видимо, имел в виду старинный подъемник во дворе секретариата, когда-то приводившийся в движение водой. Именно этим лифтом пользовались президенты и премьер-министры, приезжавшие с визитом в Ватикан.

Но когда я переспросил, Джанни покачал головой и начертил в пыли носком ботинка большой квадрат.

– Вот двор святого Дамаса.

Он говорил о дворике перед секретариатом. Я кивнул.

Джанни прибавил к рисунку квадрат поменьше, рядом с первым.

– Дворец Николая Пятого.

Это последнее крыло дворца, то самое, которое выходит на площадь Святого Петра.

Джанни процарапал линию, соединяя две фигуры.

– Между ними – открытое место. Здесь – арочная галерея по первому этажу. Где-то в галерее есть дверь, ведет к частному лифту. Вот тут Марио и высадил Симона. Теперь понял?

Я понял. Это все объясняло. Непонятно было только одно: как Симон допустил, чтобы его посадили под домашний арест именно здесь?! Возможно, не знал, куда его везут.

– А что тебе не нравится? – спросил Джанни.

У дворца Николая Пятого четыре этажа. Первый, как и во многих других ренессансных дворцах, построили для слуг и лошадей. Верхние два этажа принадлежали его святейшеству, которому не было смысла заметать следы, если он хотел посадить Симона под домашний арест. Оставался всего один этаж, частная резиденция кардинала-госсекретаря.

– Джан, – пробормотал я, сжав голову ладонями, – они отвезли его в апартаменты Бойи.

Это крайняя неудача. Там до Симона не добраться никому, даже Лучо. Когда Симон подчинился приказу о домашнем аресте, он наверняка решил, что приказ исходит из канцелярии викария, а не от его собственного начальника.

– А что было потом? – спросил я. – Марио возил Симона еще куда-нибудь?

Джанни медленно покачал головой.

– Ал, насколько я знаю, никто из шоферов Симона с тех пор не видел. Если он куда-то и отправился, то пешком.

Но эта часть дворца кишела швейцарскими гвардейцами. Если бы Симона куда-то отконвоировали, Лео бы знал.

– В толк не возьму, – пробормотал Джанни, словно размышляя вслух. – Зачем им его туда везти?

Я сказал, что не знаю. Хотя мог бы ответить иначе. Домашний арест – прекрасный предлог удержать Симона и не дать ему вернуться в музей, чтобы убрать обличающую католиков часть выставки Уго: тысяча двести четвертый год.

– Больше странных вызовов не было? – спросил я.

Джанни усмехнулся.

– Сколько у тебя времени? – спросил он, заговорив тише. – День, когда убили того человека… У меня такого еще не было! Пять часов утра, мне звонят домой. Хотят, чтобы я отработал еще одну смену, с полудня до восьми. Я говорю, к врачу иду в два часа. Да и вообще, я ж только пять часов назад предыдущую смену закончил. Они мне велят отменить врача. Приезжаю я – глядь, а мы тут все в сборе! Каждому до единого поступил один и тот же телефонный звонок.

– Зачем?

– Диспетчер сказал – кому-то во дворце понадобилось, чтобы машины курсировали непрерывно. По расписанию мы должны были катиться к месту какого-то мероприятия в Садах. И тут вдруг меняется маршрут. Теперь два молодых парня остаются на обычных вызовах, а остальные мотаются до Кастель-Гандольфо и обратно, и без всякого оформления.