Королева Грязи

Это фотография продюсера Четвертого канала, которая ответственна за надругательство над Барбозой, снятая во время вечеринки с коллегами, а точнее, настоящей попойки с наркотиками и сексом. Марселина Хоффман – одна из самых противоречивых продюсеров Четвертого канала, ее программа «Звезда в застенках», шоу талантов для заключенных женской тюрьмы, вызвала небывалое количество жалоб, когда выяснилось, что победительницу выпустят на свободу вне зависимости от тяжести содеянного ей преступления. По иронии судьбы сеньора Хоффман сама выдала секрет канала, так как по ошибке отправила письмо, в котором излагалась подлинная цель передачи, журналисту Раймунду Суаресу, предварительно солгав Королю Кариока, чтобы тот помог найти Барбозу. Сеньора Хоффман – известная в Зона-Сул тусовщица, она пользуется дурной славой из-за неумеренного употребления алкоголя и кокаина. Коллеги говорят, что она «фактически подсела на пластическую хирургию». В последнее время ее имя связывают с Эйтором Серра, уважаемым диктором с Четвертого канала…

Газета выпала из пальцев Марселины. С животным воплем она повалилась на спину среди таблоидов и газет, разбросанных по полу в квартире Эйтора и пестревших громкими заголовками: «Помогите нам найти Барбозу первыми! Награда 50 000 реалов», «Спасем Барбозу! Пятидесяти лет достаточно».

Раздались чьи-то шаги. Марселина открыла глаза. Эйтор стоял над ней, словно колосс, словно предвкушение «золотого дождя», правда, в какой-то странной перспективе.

– Мне конец, – протянула она.

Эйтор ударом ноги разметал газеты по комнате.

– Сколько ты тут сидишь?

– Вечность. Я не могла спать, а когда заснула, то мне приснилось, что я не сплю. Зачем ты выписываешь все эти газеты?

– Это моя работа.

Эйтор вернулся домой из студии после выпуска новостей в одиннадцать тридцать, ожидая, что ураган Марселина пронесся по квартире, разбросав книги, перевернув столы, разбив стекло и тонкий фарфор, раскромсав костюмы, разрубив картины, расколов религиозные статуи и фрески, которые он с такой любовью собрал за два десятка лет духовных поисков. Но обнаружил нечто куда более страшное: Марселина сидела на полу в одних трусиках танга, подтянув одно колено к груди и обхватив голень обеими руками. Единственным источником света в комнате служил телевизор. Когда Марселина подняла голову, то Эйтор увидел бледное, как у призрака, лицо, настолько чужое, что он чуть не вскрикнул, испугавшись, что в его дом кто-то залез.

– Смотри.

Марселина протянула вперед руку с пультом дистанционного управления от DVD-проигрывателя и нажала кнопку.

– Что это?

– А ты не видишь? – взвыла Марселина, в ее голосе бушевал ураган. – Это я.

Эйтор забрал у нее пульт и выключил призрака, смотрящего в камеру.

– Утром.

– Нет, не утром.

– Вот, выпей.

Он наполнил стакан из холодильника.

– Что это?

– Просто вода. – Плюс капсула из кухонной аптечки. – Тебе нужно восполнить баланс жидкости.

– Она хочет избавиться от меня, – сообщила Марселина в перерыве между крохотными глотками.

– Кто?

– Другая я.

Лекарство подействовало раньше, чем она допила стакан. Эйтор отнес ее в свою постель. Марселина была маленькой и легкой, как уличная собака. Эйтору стало стыдно за все те разы, когда он наваливался на нее своим мощным телом, ее тонкие угловатые косточки сгибались, а гибкие ноги обвивали его широкую волосатую спину.

Девяносто процентов лекарств в аптечке Эйтора были просрочены. Марселина очнулась после снотворного со скоростью корабельной ракеты. Он храпел. Она на цыпочках прошла в гостиную, чтобы еще раз взглянуть на то, чего не могла понять. Снова и снова пересматривала, как женщина в симпатичном черном костюме проходит через вращающуюся дверь, подходит к Лампиану, поднимает голову и смотрит в камеру, ища какую-то подсказку, какую-то истину. Марселина замедлила проигрыватель до такой степени, что переключала кадры по клику, и тогда заметила едва видную улыбку на своем лице, словно бы она – та другая – специально сделала так, чтобы Марселина увидела самозванку. Снова, снова и снова, пока не зажужжал мотор, не взвизгнули тормоза «Тойоты Лайт Эйс», на которой приехал разносчик газет, и пачка газет не приземлилась со стуком рядом с черным входом.

На другом конце комнаты мобильник Марселины исполнил бразильский ремикс песни «Пуссикэт Доллс».

– Трубку взять не хочешь? – Журналист до мозга костей, Эйтор начинал волноваться из-за неотвеченных звонков.

– Это Черная Птичка.

– Я отвечу вместо тебя.

– Нет! – А потом уже мягче: – Я не хочу, чтобы она знала, что ты рядом. В газетах…

– Я читал газеты. Тебе придется поговорить с ней.

Мобильник сообщил о новой СМС, на этот сигнал у Марселины был поставлен отрывок из монолога вконец обкурившегося трансвестита, бормочущего о своей предстоящей операции.

– Тогда дай мне футболку или что-то в этом духе.

На балконе Хоффман ходила туда-сюда в трусах и старой дырявой толстовке. По ту сторону лагуны жилые застройки казались священным градом из серебра и золота: последние обрывки утреннего тумана опалили зеленые холмы, и девушки, которые следят за фигурой, бегали по берегу озера. Эйтор пытался понять что-то по движению рук Марселины.

– Ну?

Она плюхнулась на кожаный диван:

– Плохо дело. Она велела мне взять отпуск за свой счет. В общем, осталась я без зарплаты.

– А могли уволить.

– Адриану хотел, она отговорила. Дает мне кредит доверия, считает, что я не отправляла то письмо, это промышленный шпионаж или кто-то просто хакнул мой компьютер. Думаю, я неправильно относилась к Черной Птичке.

– А что с шоу?

– Адриану считает, что, возможно, это нам на руку. ЛПХП.

– Мы такое в новостях не употребляем.

– Любой пиар – хороший пиар. Он подождет, не будет ли отката рейтингов по сравнению с «Глобу». Я все еще могу получить проект.

– Тебе нужно сделать еще один звонок. – Кофемашина Эйтора заполнила кухню визгом и ревом.

– Я знаю. Я знаю.

Ее мать напьется. Будет всю ночь пить, медленно, но верно, по одной стопке водки за раз, глядя на узор из света фар на дождливых улицах Леблона. Фрэнк Синатра отвернулся. Слава – лишь блеск дискотечного шара. Твое «я» разбилось на сотни осколков, и теперь отблески от них слепят тебе глаза.

– Я позвоню. Но я не могу остаться у тебя, Эйтор.

– Освалду уже намекнул, что твое присутствие нелучшим образом скажется на моей профессиональной объективности. Оставайся сколько нужно.

– Дело не в тебе. Понимаешь? Дело не в тебе. Просто, пока она там, мне нужно, чтобы ты мне доверял. А для этого ты должен быть уверен, что если я вдруг позвоню, или напишу, или приду, то, значит, это не я, а она, и все, что она скажет, будет ложью.