и пустыня – его дом родной. Его никогда нельзя недооценивать, полковник. Это было бы серьезной ошибкой.

– Я изучил досье этого человека. – Малкомс свернул карту, убрал ее в кожаный футляр, надел на голову пробковый тропический шлем цвета хаки, со спускающейся сзади тканью, прикрывавшей шею от солнца. Шлем закрывал уши и увеличивал его и без того внушительный рост. – Это опасный человек. Однажды за его голову была назначена награда в десять тысяч фунтов. Вряд ли его будет легко поймать.

В двери за ними появился полицейский сержант:

– Все готово, полковник.

– Лошадь миссис Кортни оседлана?

– Да, сэр!

Сержант был худой, загорелый и мускулистый, с густыми висячими усами, и Сантэн одобрила выбор. Блэйн Малкомс заметил, как она изучала полицейского.

– Это сержант Хансмейер. Мы с ним старые товарищи по кампаниям Сматса.

– Здравствуйте, миссис Кортни. Наслышан о вас, – поздоровался с ней сержант.

– Рада знакомству, сержант.

Они обменялись рукопожатиями с доминиканцами и вышли на солнце. Сантэн подошла к сильному, рослому гнедому мерину, предназначенному для нее Малкомсом, и приспособила кожаные стремена к своему росту.

– По коням! – приказал Блэйн Малкомс, и пока сержант и четверо солдат садились в седла, Сантэн быстро повернулась к Твентимен-Джонсу.

– Хотел бы я отправиться с вами, миссис Кортни, – сказал он. – Двадцать лет назад меня бы ничто не остановило.

Она улыбнулась.

– Держите за нас кулаки. Если не вернем алмазы, вам, вероятно, снова придется работать на «Де Бирс», а я буду вышивать в богадельне.

– Пусть сгниет свинья, которая так с вами поступила, – сказал он. – Приведите его назад в цепях.

Сантэн села верхом; мерин повел себя покладисто. Она подъехала к лошади Блэйна.

– Можете спустить своих гончих, миссис Кортни, – улыбнулся он.

– Отведи нас к воде, Кви, – сказала она, и два маленьких бушмена с луками и отравленными стрелами на голых спинах повернулись на восток. Запрыгали маленькие головы, покрытые комочками темных волос, полетели маленькие ноги, закачались плотные круглые ягодицы, выступавшие из-под коротких набедренных повязок, – поход начался. Бушмены рождены для бега, и лошадям пришлось идти легким галопом, чтобы не упустить их из вида.

Сантэн и Блэйн ехали рядом во главе колонны. Сержант и четверо солдат двигались за ними цепочкой, каждый вел за собой по две запасные лошади. На запасных лошадей была навьючена вода – двадцать галлонов в больших, закутанных в войлок круглых бутылях, трехдневный запас, если расходовать бережно и если люди и лошади привыкли к пустыне.

Сантэн и Блэйн ехали молча, хотя время от времени она поглядывала на него краем глаза. Внушительный на земле, верхом Блэйн выглядел величественно. Он превратился в кентавра, стал частью лошади, на которой ехал, и она поняла, почему этого игрока в поло знают во всем мире.

Наблюдая за ним, она исправляла накопившиеся за годы мелкие недочеты в своей посадке и вскоре сидела в седле не хуже Блэйна. И почувствовала, что может бесконечно ехать по пустыне, которую любит, рядом с этим человеком.

Они перевалили через гряду обветренного глинистого сланца, и Блэйн впервые заговорил:

– Вы были правы. На грузовиках мы бы здесь не прошли. Здесь нужно передвигаться верхом.

– Мы пока не добрались до участков кальцита, а еще будет песок. Мы бы вечно выкапывали колеса, – согласилась она.

Мили уходили назад. Бушмены подпрыгивали впереди. Не останавливаясь, не сворачивая, они бежали к далекой цели.

Каждый час Блэйн останавливал колонну, давал лошадям отдохнуть, а сам подходил к людям, негромко разговаривал с ними, знакомился, проверял корзины на запасных лошадях, убеждался, что они не натерли животным кожу, принимал предосторожности, чтобы животные не уставали и не поранились. И через пять минут снова приказывал двигаться шагом.

Он остановил колонну, только когда окончательно стемнело. Потом занялся распределением воды, проверил, все ли лошади растерты и стреножены, и только после этого подошел к небольшому костру, возле которого сидела Сантэн. Она тоже закончила свои дела, позаботилась, чтобы бушменов накормили и уложили спать и теперь готовила ужин себе и Блэйну. Он сел напротив, и она протянула ему оловянную миску.

– Сожалею, сэр, но у нас в меню нет ни фазанов, ни икры. Однако рекомендую тушеную говядину.

– Странно, как вкусно, когда ешь так. – Он ел с аппетитом, а поев, песком выскреб пустую миску и вернул ей. Потом веткой из костра зажег сигару. – А уж как хороша сигара с привкусом древесного дыма…

На следующее утро, еще затемно, Сантэн быстро собралась и умылась, потом вернулась к костру и замешкалась, глядя на свое место напротив полковника. Он подвинулся на попоне, оставив половину свободной, и она молча села, поджав ноги. Теперь их разделяло несколько дюймов.

– Как красиво, – сказала Сантэн, глядя в ночное небо. – Звезды так близко. Кажется, можно поднять руку, сорвать их и надеть на шею, как гирлянду белых цветов.

– Бедные звезды, – ответил полковник. – Они сразу поблекнут при сравнении.

Она повернула голову, улыбнулась и не возразила, наслаждаясь комплиментом, и лишь потом снова подняла лицо к небу.

– Вот моя личная звезда. – Она показала на Акрукс в Южном Кресте. Эту звезду выбрал для нее Майкл. Майкл… вспомнив о нем, она почувствовала легкий укол вины, но боль уже не была такой острой.

– А какая звезда ваша? – спросила она.

– У меня должна быть звезда?

– О да, – кивнула она. – Это совершенно необходимо. – Она помолчала, потом почти застенчиво спросила: – Вы позволите мне выбрать для вас звезду?

– Почту за честь.

Он не насмехался и был серьезен, под стать Сантэн.

– Вот. – Она повернулась на север, где через небо, сверкая, протянулся пояс зодиака. – Вон та звезда, Регул, в созвездии Льва, вашем знаке зодиака. Я выбираю ее и дарю ее вам, Блэйн.

Она впервые назвала его по имени.

– А я с благодарностью принимаю. Отныне всякий раз, увидев ее, я буду вспоминать вас, Сантэн.

Это был дар любви, предложенный