Бывший оперативник крепко сжал мою руку на прощание, а я сказал тихо:

– Еще увидимся.

Пробираясь к терминалам, я чувствовал на себе внимательный, обеспокоенный взгляд, пока спины людей не скрыли его.

Меня пытались задержать, толкали, хватали за куртку, выкрикивали угрозы и оскорбления. Наглый белый, стремящийся к их вожделенной цели, вызывал ярость и острую зависть. Но я, обладая многолетним опытом, умело преодолевал преграды. Оказавшись под камерой наблюдения, поднял ладонь с зажатым в ней значком сновидящего, и спустя несколько минут ко мне уже двигалась местная охрана. Когда стало ясно, что меня пропустят, за спиной забурлило еще большее недовольство, сопровождающееся пронзительными гневными воплями и заунывными стенаниями.

– Уходите, быстро, – открывая дверь служебного хода, сказал мне молодой, уставший охранник. – И не возвращайтесь. Нечего вам тут делать.

Произнеся это мрачное напутствие, он захлопнул металлическую створку. Щелкнул, закрываясь, магнитный замок.

В длинном коридоре гулко звучали шаги. Мне навстречу торопливо шла девушка в синем форменном костюме. Коротко стриженная блондинка со светло-голубыми глазами. Сосредоточенная и серьезная. Внимательно посмотрела на одинокого пассажира, прошлась вдоль всего тела рамкой сканера, провела по пальцам датчиком, определяющим наличие частиц пороха. За ее спиной возвышалась грозная тень «Ареса», готового отразить любое нападение.

– У вас камень в кармане, – она посмотрела на меня вопросительно.

– Сувенир на память, – пояснил я с улыбкой, на которую сотрудница порта не ответила.

– Хорошо. Проходите. – Девушка посторонилась, пропуская меня.

Я уехал, оставив позади город, готовый нестись на волне бурной агрессии в ту сторону, куда дует ветер. А ветер дул в сторону Полиса, каждую минуту рискуя превратиться в смерч.

Свое прибытие я постарался сделать тихим и незаметным. Не предупредил никого и не сообщил о внезапном возвращении. В кармане, по-прежнему, лежал камень, нагретый александрийским солнцем. Маленький пропуск в другую реальность.

Дом ждал меня. Надежное убежище на берегу реки, скрытое за высокими деревьями. Каждый раз, когда я вижу его после отъезда, долгого или краткого, не важно, я чувствую, как возвращаются потраченные силы, и понимаю, что это и есть настоящее. А все остальные дома, города и дороги становятся недостойными внимания, пустыми, отходят на второй план.

Лужи сковала хрусткая прозрачная корка льда. Лиственницы сбросили хвою, лишь кое-где на ветвях еще виднелись бурые клочья, но скоро опадут, разлетятся по ветру и они.

Река – холодная, темная, быстрая – серебрилась мелкой рябью под пасмурным небом.

Казалось невероятным, что где-то растут пальмы, плавится от полуденного жара асфальт и едет по пыльным улицам на своей не новой, потрепанной машине человек, с которым меня неожиданно свел мир снов.

Я открыл дверь и запер ее за собой. Вошел в жилую часть дома, повесил куртку на вешалку, глубоко вдохнул застоявшийся прохладный воздух, и мне показалось, что я вообще не уезжал. Просто провел несколько часов в иной реальности. Только отражение моего лица в зеркале, слишком загорелое для поздней осени, возвращало воспоминания о другом городе.

Я постоял на пороге нашей с Хэл спальни, посмотрел на две кровати рядом и понял, что не хочу работать здесь. Не сегодня и не с этим трофеем.

Ступени лестницы, ведущей на чердак, с предвкушением поскрипывали под ногами. Дверь распахнулась бесшумно и так же без единого звука закрылась за спиной. Зеркало попыталось отразить меня, но мутная амальгама не справилась с этой задачей, однако охотно пропустила внутрь.

Пыльная тишина комнаты прошуршала под ногами сотнями засохших листьев и стеблей. Кто-то распотрошил все букеты и ровным слоем выстлал ими пол. Пуговицы наблюдали за каждым моим движением внимательными черными проколами глаз. Я сбросил с узкой кушетки наваленные на нее свитки и потрепанные листы бумаги с загнутыми краями. Лег – и вытянулся на продавленном матрасе, глядя на свисающий с потолка белый скелет птицы с хищно загнутым клювом.

Когда я жил с Феликсом в этом доме, большую часть времени проводил здесь, в рабочем кабинете. Во сне. Я блуждал по пространству сновидений, узнавал его законы и хитрости, учился управлять им, находил тайные места, запретные для многих, и невероятные вещи. Старался понять обитателей этого нестабильного мира. Странных, опасных, сумасшедших…

Первые десятилетия я был вообще лишен нормальной жизни, находился годами в четырех стенах, выходя лишь чтобы поесть, позаниматься на тренажерах, иногда подышать воздухом во дворе. Потом появились редкие, опасные командировки по миру и очень нечастые поездки в Полис, тоже по работе.

Я стал орудием Феликса, которое он усердно, тщательно шлифовал, собственностью, ресурсы которой использовал по своему усмотрению…

Так продолжалось, пока меня не вышвырнуло в реальный мир. И мне пришлось заново учиться жить в нем.

Но то, на что я способен в сновидениях, по-прежнему недоступно многим. Лишь поэтому я решил сделать то, что делаю сейчас.

Погружение было очень быстрым. Я падал сквозь призрачные слои мира сновидений, словно ныряльщик, держащий в обеих руках тяжелый груз. Камень, взятый у дома Амины, тащил меня вниз, глубже и глубже. Пузыри оборванных мыслей взлетали на поверхность, а в ушах все еще звучал отзвук волшебного слова «вокруг». Затем его заглушил глухой стук моего сердца.

Картины сменялись в пестром водовороте.

Финиковые пальмы, серая земля, тень машины, призрак человека, который был тогда рядом со мной… Река. Широкая как море, полноводная, загибающаяся петлей анха – «ключа жизни», символа Нейлоса. Прямо на меня несся древний деревянный корабль. Солнечная ладья Ра. Серповидный корпус разрезал невидимую волну, гребные весла в веере капель сверкают на солнце, полосатый парус наполнен ветром. Из каменной пустоши выросли пирамиды – земное отражение звезд Ориона испускало ослепительное сияние, нестерпимое для глаз…

И все это рухнуло в бездну.

Серый дым, просочившись из щелей сновидения, заполнил собой все обозримое пространство.

Растаяли современные особняки Александрии, рассыпались в прах деревья, землю засыпало песком.

Теперь каждый шаг давался с трудом. Я задыхался и обливался потом. Сон уплотнился, стал жестким и шершавым, как высохшая хлебная корка. Я продирался сквозь него, петлял, стараясь найти проход в потоке спрессованных видений.

Впереди показалась скала с прячущимся в ее сени храмом. Между колонн из грубо обтесанного песчаника клубились тени. Ступени, занесенные песком, врастали в землю.

Я добрался до здания через пару сотен лет, не меньше…

Приблизился к каменной площадке перед лестницей. Шагнул на плиты, плохо подогнанные друг к другу. И, зашатавшись под моими ногами, они рухнули вниз. С грохотом разламываясь на мелкие куски, скрежеща. Укладываясь по-новому.