Она понимала, что покамест не решилась бы одна путешествовать по своей стране. Она ведь, в сущности, боялась своей страны. Все Лагиды боялись Египта! Они, греко-македонцы, дали этим землям своё, греческое имя, но это имя по происхождению своему было египетским именем. Ей предстояло плыть к людям, которые ещё называли свою, да, свою, свою страну старинным родным именем «Кемет» — «Чёрная», потому что чёрный цвет земли, орошённой Нилом, означал плодородие, возрождение. Лагиды назвали эту страну «Айгюптос», но они всего лишь исказили одно местное именование — «Хику-Пта» — «Крепость духа Пта», а другое название города «Хику-Пта» было — «Мен-Нефер» — «Белая стена», а греки называли этот город Мемфисом... И она понимала, что покамест лишь в сопровождении Цезаря, под его охраной, в сущности, она решается путешествовать по своей стране!.. А он, Цезарь, — он был все, чем должен быть мужчина, потому что главное в мужчине — интеллект! И Цезарь воплощал всеми своими делами этот самый мужской интеллект. Цезарь был тактиком и стратегом. Цезарь был писателем, Цезарь был учёным. Цезарь хотел познавать... Цезарь хотел познать Египет, не Александрию, а ту самую «Чёрную землю», насколько возможно было познать её в одно путешествие! Какие были его практические планы? Ей они были внятны вполне. А кому они могли быть не внятны? Когда-нибудь Египет должен был сделаться римской провинцией. Только и всего. И в какие-то мгновения страшного озарения она тоже понимала ясно, что будет только одно: Египет сделается римской провинцией. Но уже в следующее мгновение она не верила, потому что поверить означало для неё перестать действовать, перестать жить!.. А она жила, жила парадоксально, сама всё более превращалась в некоторый живой парадокс!.. Она ненавидела Рим, она презирала этих дикарей, этих римлян, и она искала, ждала от них — себе — защиты. Она презирала иудеев, сирийцев, насельников Черной земли, коренных местных жителей, и она же изучала их языки, читала их писания, пела их песни и умела танцевать их танцы, и даже могла поклониться их богам, и отдала большую гематитовую печать, дающую власть в государстве, иудею, и делила постель с полководцем Рима!..

Живот её всё увеличивался, пупок втянулся, уплощился. Походка и осанка её сделались горделивыми, потому что мышцы её тела напрягались в этом удержании беременного живота. Округлый живот держался крепко. Но всё же Хармиана надела на неё особый пояс, какой носили беременные, чтобы легче было ходить...

Цезарь смотрел на гребцов, дочерна загорелых, на весла, мерно всплёскивающие воду огромной реки, такой длинной реки, и широкой реки. И, разумеется, он не мог не чувствовать себя преемником великого Александра. Но это была уже немного такая игра — чувствовать себя преемником великого Александра; уже нельзя было испытывать подобное чувство всерьёз, возможно было только играть... И на другом корабле, в одном путешествии с римским полководцем, стояла эта чудная брюхатая девочка... И это было забавно — ведь она тоже могла чувствовать себя преемницей великого Александра!.. И всё это могло быть только игрой, только игрой!.. Корабли двигались по Нилу... Гелиополь, Гизе, Мемфис, Фивы... Остановки, посещения храмов, торжественные приёмы... Пальмовые ветви так высоко вознесены высокими стволами. Стволы видятся такими тонкими издали. Ветви озаряют жаркое синее небо зелёными звёздами... Колоннады, рельефы, огромные статуи, выщербленные течением времени, дождями, ветрами... Каменные тяжёлые коричневые колени, каменные глаза, каменные парики и каменные накладные бороды... Маргарита впервые увидела храмы, воздвигнутые по приказу Лагидов, её предков. Храм Исиды на острове Филе — жемчужина Египта, как зовут греки этот храм. А в Эдфу — храм Гора, а в Дендера — храм Хатор, и храм Себека — в Ком-Омбо... Постройки старого Египта — «Черной земли» — мужественны, даже суровы. Святилище Исиды видится женственным, поэтическим. Но пилон храма в Эдфу стерегут монолитные старинные египетские соколы каменные. А потолок дендерского святилища расписан изображениями богини неба Нут, её женское тело мостом перекинуто через небесный свод... В храмах богинь Маргарита молилась особенно горячо. Она просила женские начала бытия Вселенной о милости. Она предавалась душою их власти... Ведь она — царица, отрасль, потомок людей, сумевших сделаться правителями. А такое в жизни человеческой может произойти лишь по воле богов! Она родит нового царя, и ведь её грядущие роды, они, будто маленькое отражение того, как богини Черной страны, богини Нут, Шу и Геб, отделили небо от земли!.. Она видела в Гизе кирпичные пирамиды, такие ровные издали. И видела огромные, покойно лежащие лапы сфинкса, и его лицо, нос был отбит уже тогда, а на большущем округлённом когте какие-то отчаянные греческие наёмники нацарапали кривовато: «Никос и Андриск были здесь...» Жрецов она побаивалась, как побаивались этих бритоголовых людей в белых одеждах все Лагиды. Жрецом египетского храма нельзя было сделаться, надобно было родиться в семье, принадлежащей к сословию жрецов. Ходили многие слухи о тайнах и таинствах, которые передают жрецы из поколения в поколение... Клеопатре поднесли три маленькие нефритовые статуэтки — Бастис, младенец Гор, сын Исиды, и гримасничающий карлик Бэс... Жрица сказала, что эти изображения следует поставить у постели роженицы, чтобы злые силы не приблизились к ней. Маргарита прошла в процессии к храму Бастис. Её окружали эти жители Черной земли, мужчины играли на флейтах, женщины махали трещотками... После церемонии поклонения богине-кошке верховная жрица приняла в своих покоях правительницу. Маргарита обрела уверенность в себе, в своих действиях, как тогда, в детстве, когда пела египетские песни и танцевала, как египтянки. Теперь все коренные жители могли видеть, что она чтит обычаи и обряды своей страны, поклоняется богам своей страны и нимало не зависит от своего гостя-римлянина, который всего лишь гость в её стране! Цезарь держался даже и скромно, и словно бы в тени, отбрасываемой плодоносящей царицей!..

Она сказала спокойной этой служительнице Бастис:

— ...вот кто моя любимая богиня! — И весело рассказывала о своей любимице Баси, об этом маленьком воплощении милой богини...

Жрица слушала, молчала, смотрела, но не пристально. Постепенно угасала первоначальная живость Клеопатры. Жрица всё более и более напоминала ей Татиду, и эта память невольно превращала все искренние слова Маргариты, обращённые к жрице, в притворные, нарочитые речи... Маргарита сделалась серьёзна и спросила напрямик:

— Поклонение богам Черной страны будет существовать вечно, всегда? — Она расслышала в этом звучании своего голоса интонацию детскости и немного подосадовала на себя за эту интонацию...

— Нет, — отвечала жрица. — Вечно, всегда, — она быстро улыбнулась, повторив слово Маргариты, — вечно существовать не может ничто и никто. Люди, которые будут жить в этой стране после нас, они будут поклониться только одному богу, мужской сущности, лишённой телесного обличья. Часть их будет поклоняться также сыну этого бога, чудесно рождённому девственной иудейской женщиной; дух, частица души этого бога воплотится в нём. И большая часть этих насельников будущих нашей земли поклонится Пророку бестелесного бога, юноше из бедного племени, это племя явится через много веков...[53]