не обязаны помнить каждого дворянина своей провинции. К тому же месье Бастьен будет исполнять обязанности распорядителя бала. Прибывающие гости будут передавать ему карточки со своими именами, а он будет их объявлять. Так что нам останется только улыбаться и иногда чуть наклонять голову. Никаких важных персон на приеме не будет.

— А потом? — тихо спросила я. — Что я должна буду делать потом, когда все гости уже прибудут?

— А потом они со всем прекрасно справятся сами, — невозмутимо заметил Клермон. — Главное, чтобы не переставая играла музыка, а в соседней с бальной зале был накрыт стол со сладостями и легкими закусками.

— Мы обязательно должны танцевать? — этот вопрос был для меня необычайно важен.

В той памяти, что осталась мне от настоящей Лорейн Ревиаль, было не так много воспоминаний, связанных с танцами. Девушка редко бывала на балах, и хотя она знала все па основных танцев, что были здесь популярны, для меня эти знания имели сугубо теоретический характер. И мне было трудно сказать, сумею ли я на практике повторить все те движения, что иногда картинкой всплывали у меня в голове.

— Вовсе нет, — откликнулся герцог. — Признаться, я предпочел бы вовсе не танцевать. Я не люблю этого дела с самой юности. Но я не стану возражать, если вы примете приглашение кого-то из кавалеров.

О, это было замечательно! И никакие приглашения я не собиралась принимать вовсе. Не хватало еще опозориться на своем первом и, возможно, единственном балу. Достаточно будет и того, что я появлюсь там в слишком простом для герцогини платье. Потому что то платье из бежевого муара, что я купила в Альенде, прекрасно смотрелось бы на семейном обеде или прогулке в парке, но решительно не подходило для светского приема. Оно было слишком закрытым для бального.

А вот в платье из бордовой тафты Табита вполне могла появиться на приеме. Но она всё равно решительно отказалась это делать.

— Всё это у меня уже было, дочка, — сказала она, покачав головой. — И мне не хотелось бы к этому возвращаться. Я не хочу снова слышать полные лжи приветствия в лицо и оскорбительные замечания за своей спиной. А вот тебе нужно к этому привыкать. И проходить мимо этих сплетников с гордо поднятой головой. Ты теперь герцогиня Клермон, и их мнение ничего не должно для тебя значить.

Мне было грустно от того, что я не могла поделиться с ней своей тайной. Да, боюсь, она и не одобрила бы меня. Выйти замуж фиктивно, из-за денег — наверняка, по ее мнению, это было совершенно немыслимо.

Моя семья снова не спустилась к столу, и за обедом мы с Клермоном были одни. Но продолжать играть в эти прятки было глупо, и вечером я настояла на совместном ужине.

Его светлость поприветствовал мою мать и племянников весьма дружелюбно и даже пытался завязать разговор, но не получил поддержки с их стороны — в его присутствии они чувствовали себя слишком скованно, и ужин прошел преимущественно в молчании. Они даже ели куда меньше обычного. А дети даже отказались от десерта.

И я поняла, что мне следует оставить попытки сделать из нашего узкого круга хотя бы некое подобие семьи — тем более, что этот фарс скоро должен был прекратиться. А потому я решила, что завтракать я буду со своими родными, а обедать и ужинать — с герцогом, раз уж нам нужно было изображать из себя любящую пару.

Вечером вернулся Мэнсфилд. Оказалось, что он ездил в Альенде за портнихой. И он привез и ее, и двух девушек-швей, что должны были помочь ей сшить за день бальное платье.

— Это слишком сложная задача, ваша светлость, — покачивая головой, сказала модистка. — Даже если мы будем работать, не покладая рук, целые сутки, мы не сумеем украсить наряд должным образом, и он будет казаться скромным на фоне туалетов других дам.

— Это неважно, — небрежно отмахнулся Клермон. — Никаких особых изысков и не требуется. Достаточно и того, что оно будет модного фасона и из дорогой ткани. Надеюсь, вы привезли ткань?

— Самую лучшую, ваша светлость! — заверила его портниха.

Мы уединились в моей комнате, и скоро та превратилась в швейную мастерскую. К нам присоединились и матушка, и мадам Шабри, и каждой нашлось какое-то дело. Модистка поступила очень умно, прихватив с собой из Альенде уже готовое бальное платье. Теперь на нем требовалось заменить только верхнюю ткань на более изысканную, уже отделанную серебряной вышивкой, да оторочить его дорогим заграничным кружевом.

— На вашей фигуре, ваша светлость, оно будет сидеть как влитое, — убеждала она меня, пока я неподвижно стояла во время многочисленных примерок.

Она оказалась настоящей мастерицей, и результат превзошел мои ожидания. Нежно-голубой шелк верха прекрасно сочетался с белым шелком белых юбок и широкими нарядными кружевами, каждый метр которых наверняка стоил немыслимых денег.

Несколько раз к нам приходил Мэнсфилд, дабы убедиться, что у нас всё в порядке. Мне показалось, что он искренне чувствовал себя виноватым, и я надеялась, что этот урок пойдет ему впрок.

До приема оставалась пара часов, когда мой наряд был полностью готов. И он был великолепен! Я была уверена, что его сочла бы достойной себя даже настоящая принцесса. И тот восторг, что я видела в глазах модистки, ее помощниц, матушки, Стефани и мадам Шабри, говорил, что так думала не только я.

Раздался стук в дверь, и на пороге появился герцог Клермон. Он посмотрел на меня, и в его взгляде я увидела изумление. Впрочем, он довольно быстро пришел в себя и протянул мне бархатную подушку, на которой лежал самый восхитительный гарнитур, который только можно было себе представить!

В серьгах, колье и украшении для волос были такие огромные голубые камни, что я готова была счесть их бижутерией. Но нет, судя по всему, это были настоящие драгоценные камни. Вот только какие, я не знала. Сапфир? Аквамарин? Топаз? Я плохо в этом разбиралась. У меня никогда не было дорогих украшений.

— Это синие алмазы, — сказал его светлость, заметив мои сомнения. — И они прекрасно оттенят блеск ваших глаз.

И они как нельзя лучше подходили к моему наряду. Должно быть, его светлость еще накануне узнал у модистки цвет моего платья.

Украшение в прическу мне добавила матушка. Серьги я надела сама. А вот колье на моей шее застегнул сам Клермон.

Мы