В стороне сижу я и Коржик — мы играем в нарды. Эх, жизнь моя жестянка! Когда-то Бо так же собирал нас — командиров взводов — и дрючил за что ни попадя. Он был командиром от бога — что называется, слуга царю, отец солдатам. Вот только задницу лизать начальству так и не научился — гордость и чувство собственного достоинства всякий раз оказывались сильнее трезвой оценки объективных факторов, требующих в нужный момент склонить голову и виновато шмыгнуть носом. Если бы не это — был бы Бо сейчас генералом, а я бы, например, гнил бы себе в СИЗО в томительном ожидании суда…

— Лиджик, у тебя там есть такой Андросов, дембельнулся недавно из ВВ, — Бо заглянул в книгу решений. — Я звонил командиру батальона, где он служил, — говорит, классный пацан — оторви да брось. Щас он без дела мается. Пусть хлопцы наедут на него — если покажет себя мужиком, возьми в бригаду…

Бо перенес в свою новую жизнь привычную ему систему координат войсковой действительности. В группировке царит железная дисциплина, ежедневно бригадиры прибывают к 15.00 на постановку задач и представляют отчет о положении дел на подконтрольных территориях. По старой памяти Бо тащит в группировку бывших вэвэшников — все «быки» у него отслужили в оперативных бригадах и милицейских батальонах. Бо прав. Этой публикой легко управлять, они прошли через огонь локальных войн, та что никого не надо учить, и, пожалуй, самое главное — все эти ребята буквально влюблены в Бо. Потому что Родина продемонстрировала им свое феноменальное умение поворачиваться задом к людям в погонах, которые ее, эту самую Родину, защищали, не щадя крови и самой жизни — как предписано уставом. А Бо всех обласкал и дал хороший кусок хлеба с бужениной. А еще — ностальгия. Пацанам по инерции мнится, что они до сих пор в единой дружной войсковой семье, во главе которой стоит мудрый командир, способный на все ради процветания своего слаженного подразделения…

— Гарик, завтра к 9.00 доложишь об уборке территории возле складов, — небрежно кивает Бо бригадиру Вознесеновки. Я знаю, о чем речь. За безобидным понятием «уборка» территории кроются переломы, ушибы и. Вполне возможно, три-четыре трупа. Возле обширных складов сельхозпродуктов обосновались цыгане. Воруют и пристают к работягам. Милиции по барабану — они им не мешают. Накануне цыган предупредили — не уберетесь, будем мочить. Они не убрались. Ну и вот…

Вот таким образом я развлекался уже три дня. Играл в нарды с Коржиком, присутствовал на деловых совещаниях Бо с бригадирами и названивал по сотовому телефону, который Бо с неохотой одолжил мне, предупредив, что этого номера в природе не существует. То есть на мой телефон позвонить не мог никто — односторонняя связь.

Первым делом я связался по промежуточному телефону с Диспетчером: напомнил, что Капитан не завернул ласты в тюряге, а по-прежнему функционирует в пассивном режиме. Разговор с Диспетчером мне не понравился: эти ребята если и не вычеркнули меня из своей жизни, то намеревались сделать это в ближайшее время.

— Мне нужна помощь, — без обиняков заявил я Диспетчеру. — Я хорошо поработал в свое время — теперь давайте впрягайтесь в мои проблемы.

— У нас сейчас свои проблемы, — неласково буркнул Диспетчер. — А что касается твоих заморочек… короче — пока сам. Велено передать: если нащупаешь стоящую информацию по своему делу, обратись к Сухову — зам прокурора области. Знаешь такого?

Сухова я знал. В свое время он служил под началом моего отца, в бытность последнего зампрокурора области. Ходили слухи, что сейчас Сухов единственный претендент на пост областного прокурора, буде вдруг с этим выжившим из ума маразматиком брежневской школы что-нибудь случится. Но наряду с этими слухами существовала перспектива безболезненного убытия Сухова на пенсию: нынешний прокурор был крепок, блюл диету и, что самое главное, прочно сидел в замкнутом кругу региональной мафии, в которую входили губернатор, мэр Новотопчинска, начальник УВД и ряд других престижных физиономий, частенько мелькавших по каналам местного ТВ.

— Ну и что — надыбав информацию, я попрусь к этому Сухову? — удивился я. — Так он меня сдаст с потрохами! Или укокошит из персонального пистолета и получит сто штук баксов от Кировской бригады… Что-то вы там намудрили!

— Не гони волну, — неприязненно осадил меня Диспетчер. — У Сухова в этом деле свой интерес. Ничего другого пока тебе сказать не могу. И еще — ты пока нас не беспокой. Мы тебя сами найдем, если сумеешь выкрутиться из этой передряги. Ну а не сумеешь — будем тогда думать, что с тобой делать… — и отключился.

Затем я позвонил Милке и пообщался со Стасом. Выслушав длинное повествование о проблемах насущных, я пообещав переслать энную сумму на харчи и посоветовал потерпеть — до лучших времен. Сообщив, что в ближайшее время навестить их не смогу, я дал Стасу номер Кругликова и посоветовал напомнить этому маразматику, что Дон обещал оплачивать няньку для Милки минимум в течение года. Воля покойного, так сказать. Стас сообщил под занавес, что меня ищут. Везде якобы висят мои ксерокопии, которые снабжены пояснительной текстовкой: сволочь, маньяк и насильник. Поболтав с «родственником» еще пару минут, я порадовался, что мамеды и братва не догадались побеспокоить моих подопечных, и позвонил Славе Завалееву.

Начальник СБ фирмы с ходу поинтересовался, отчего это на его определителе нет моего номера, и сказал, что есть архиважная информация по поводу этой подставы и надо бы немедля переговорить — но не по телефону. В связи с этим он четвертого сентября (а я звонил первого) будет прогуливаться по улице Пушкина, между рестораном «Айс» и кафе «Мария». И если я — совершенно случайно, естественно, — буду между часом и двумя пополудни проезжать мимо, он, так уж и быть, сядет ко мне в машину. Только лучше бы ему меня не узнать при встрече — место больно людное. Я поблагодарил его, распрощался и пошлепал к Бо — требовать, чтобы в мою внешность произвели кое-какое оперативное вмешательство не очень болезненного характера.

После небольшой дискуссии Бо обрил меня наголо (я стал чрезвычайно похож на бракованный бильярдный шар, увы!), велел загорать с утра до вечера, чтобы изжить неестественную бледность, возникшую вследствие двухнедельной отсидки, и тем же вечером облил мою голову какой-то гадостью. Проснувшись утром, я обнаружил, что мой бритый череп и физиономию покрывают хаотично разбросанные и чрезвычайно уродливые пигментные пятна желтовато-коричневого цвета. Которые делают меня похожим на двоюродного брата Фреди Крюгера с улицы Вязов, и страшно возмутился, заявив, что с таким уродом ни одна приличная женщина не захочет спать.

— А не хер спать, — сообщил свое мнение Бо, любуясь моим пятнистым черепом. — Тебе бы щас в живых остаться… А так ты совсем на себя непохож — можешь мне поверить! Да и пройдет это скоро — через пару недель…

в течение трех суток я пытался выяснить отношения с Бо. Он и слышать не хотел о том, что мне придется побывать в городе.

— Здесь ты можешь до глубокой старости сидеть, — резонно заметил он. — Ни одна скотина сюда ко мне не сунется — это я тебе гарантирую. А что в городе там с тобой будет — хер знает…

С точки зрения Бо, все было верно. Периферия находилась под жестким контролем его диктаторского режима, и я мог разгуливать по улицам любого из городков периферии и раскланиваться с участковыми — никому из них в голову не пришло бы повязать приближенного Бо или дать о нем какую-нибудь информацию. А в Новотопчинске Бо чувствовал себя, мягко говоря, не в своей тарелке.