напечатанное на бланке с гербом города. Там написано, что я, Лу Арриндейл, подаю жалобу на многие вещи, которые мне и в голову не приходили. Я думал, все просто: Дон меня пугал, а потом напал. А в заявлении сказано, что я подаю жалобу на злостную порчу имущества, кражу имущества денежным эквивалентом более двухсот пятидесяти долларов, изготовление взрывчатого устройства, установку взрывчатого устройства, а также покушение на убийство с использованием взрывчатого устройства в качестве смертельного оружия.

– Я мог погибнуть от взрыва? – уточняю я. – Тут написано «смертельное оружие».

– Взрывчатка и есть смертельное оружие. Правда, он установил его криво – оно взорвалось не сразу после открытия, и вещества было немного: частично пострадали бы лицо и руки. Но в рамках закона это считается покушением.

– Я не знал, что вытащить аккумулятор и поставить вместо него «Джека в коробочке» со взрывчаткой – это нарушение сразу нескольких законов.

– Многие преступники тоже не догадываются, – говорит мистер Стейси. – Но это обычное дело. Допустим, вламывается правонарушитель в дом в отсутствие хозяев и что-то крадет. Это противоправное проникновение в помещение плюс кража.

Я бы не стал подавать жалобу на изготовление взрывчатого устройства – я же не знал, что Дон его изготавливает. Смотрю на мистера Стейси. У того явно на все есть ответ, и спорить с ним бесполезно. Кажется несправедливым подавать несколько жалоб на одно действие, но я слышал о подобных вещах. В конце еще раз перечислено все, что сделал Дон, но уже менее официальным языком: шины, лобовое стекло, кража аккумулятора стоимостью двести шестьдесят два доллара тридцать семь центов, установка взрывного устройства под капотом и вооруженное нападение на парковке. Когда все так изложено, становится очевидно, что действия Дона не случайны, он изначально хотел меня убить, а первый поступок был лишь предупреждением.

Я никак не могу поверить. Я помню, что именно он говорил и какими словами, но никак не могу понять. Дон здоровый человек. Он имел возможность разговаривать с Марджори сколько угодно – и разговаривал. Кто ему мешал с ней подружиться? Только он сам. Я не виноват, что нравлюсь ей. Не виноват, что мы встретились: я просто ходил на фехтование к Тому, Марджори тоже стала ходить, и мы познакомились.

– Все же почему… – говорю я.

– Что «почему»? – спрашивает мистер Стейси.

– Почему он так на меня сердится?

Мистер Стейси склоняет голову набок.

– Он же вам сказал. А вы мне.

– Да, но это нелогично. Марджори мне очень нравится, но она не моя девушка. Я не приглашал ее на свидание. Она не приглашала меня. Я никогда не причинял Дону вреда.

Я не говорю мистеру Стейси, что хотел бы пригласить Марджори на свидание, потому что он спросит, почему я не пригласил, а я не хочу отвечать.

– Это с вашей точки зрения нелогично, а по мне, так вполне! Случается сплошь и рядом, что зависть перерастает в гнев. Вам необязательно было причинять ему вред – все дело в нем, в его голове.

– У него голова нормального человека, – говорю я.

– Лу, у него нет подтвержденной инвалидности, но нормальным его точно не назовешь. Нормальные люди не подкладывают в чужие машины взрывчатку.

– Хотите сказать, что он психически нездоров?

– Суд решит, – говорит мистер Стейси и качает головой. – Лу, зачем вы его оправдываете?

– Я не оправдываю… Я согласен, Дон поступил неправильно, но внедрять в его мозг чип, чтобы сделать его другим человеком…

Мистер Стейси закатывает глаза.

– Лу, я бы очень хотел, чтобы люди вроде вас (то есть не связанные с уголовным правосудием) поняли действие ПЧКЛ. Чип не превратит Дона в другого человека, это будет Дон без маниакального желания навредить всем, кто ему не по нраву. Таким образом, не придется долгие годы держать его в тюрьме, чтобы он еще чего-нибудь не натворил – он просто больше не будет вредить. Никому. Это гораздо человечней, чем то, что делали раньше: запирали на годы в компании других преступников, отчего люди становились только хуже. Это не больно, это не сделает его роботом, он будет жить нормальной жизнью. Просто больше не сможет прибегать к насилию и совершать преступления. Поверьте нашему опыту, только чип способен его остановить, ну, или смертная казнь – но это слишком суровое наказание, верно?

– Мне это не нравится, – говорю я. – Я не хотел бы, чтобы мне внедряли чип…

– Чипы применяют в медицинских целях – совершенно законно! – настаивает мистер Стейси.

Я это знаю. Знаю, что бывают судороги, болезнь Паркинсона и травмы позвоночника, для них разработали специальные чипы и шунтирования, и это хорошо. Однако в случае с Доном я не уверен.

Но так положено по закону. В заявлении нет ложной информации. Дон совершил все эти поступки. Я обо всех заявлял в полицию, кроме последнего, который они видели сами. Под основным текстом и над местом для подписи есть строчка, в которой я клянусь, что в заявлении не содержится ложной информации. Там все правда, насколько мне известно, этого, наверное, достаточно. Подписываюсь, ставлю дату, протягиваю бланк полицейскому.

– Спасибо, Лу! – говорит он. – Теперь с вами хочет встретиться окружной прокурор, она расскажет, что будет дальше.

Окружной прокурор – женщина средних лет с кудрявыми черными волосами с проблесками седины. Табличка на ее столе гласит «Окружной прокурор Беатрис Ханстон». Кожа у нее цвета имбирного пряника. Ее кабинет больше моего, и повсюду полки с книгами. Книги старые, бежевые корешки с черными и красными квадратами. Кажется, что их никто никогда не читал, я даже сомневаюсь, что они настоящие.

– Я рада, что вы живы, мистер Арриндейл! – говорит она. – Вам очень повезло. Вы ведь подписали жалобу на мистера Дональда Пуато, верно?

– Да, – говорю.

– Давайте я объясню дальнейшие шаги. По закону мистер Пуато имеет право на судебное заседание, если захочет. Мы располагаем исчерпывающими доказательствами, что он причастен ко всем происшествиям, и уверены, что докажем это в суде. Скорее всего, его адвокат посоветует подписать соглашение о признании вины. Понимаете, что это значит?

Я говорю «нет», потому что понимаю, что ей хочется объяснить.

– Если нарушитель не будет тратить государственные деньги на судебное разбирательство, это сократит срок заключения до необходимого для установки и первичного контроля ПЧКЛ. В противном случае, если ему вынесут обвинительный приговор, ему грозит минимум пять лет тюремного заключения. Пока что у него есть время понять, что такое тюремное заключение, так что, думаю, он подпишет соглашение.

– Но ведь его могут и оправдать…

Окружной прокурор улыбается.

– Это невозможно, – говорит она. – В вашем деле железные доказательства. Не