закономерности, и стратегии – такие прекрасные, что дрожь бежит по телу.

Книги отвечают на вопросы других людей. На мои вопросы ответа нет. Я всегда считал, что мои вопросы неправильные, раз их больше никто не задает. Может быть, никто до них не додумался? Просто тьма незнания опередила свет догадки. А я первый луч.

Может быть, мои вопросы что-то изменят?

XV

Свет. Утренний свет. Мне снились странные сны, не помню о чем, помню только, что очень странные. День ясный, прохладный; дотрагиваюсь до оконного стекла – оно холодное.

От этой прохлады я чувствую себя бодрым, энергия чуть не льется через край. Кукурузные хлопья в тарелке ломкие и хрупкие, они хрустят во рту, прежде чем размякнуть.

Выхожу, мостовая парковки поблескивает, отражая яркое солнце. И музыка сегодня должна быть яркой, бодрой. Перебираю в уме варианты, останавливаюсь на Бизе. Осторожно дотрагиваюсь до машины, отметив, что, хоть Дон и в тюрьме, тело уже запомнило, что машина связана с опасностью. Ничего не происходит. Четыре новые шины по-прежнему пахнут резиной. Двигатель заводится. По пути на работу в голове играет музыка, яркая, как солнечный свет. Думаю поехать вечером за город, посмотреть на звезды; я, наверное, разгляжу и космические станции. Потом вспоминаю, что сегодня среда и у меня фехтование. Я еще никогда не забывал про фехтование. А сделал ли я сегодня отметку в календаре? Не помню…

На работе паркуюсь на обычном месте. Мистер Алдрин стоит прямо за дверью – будто поджидал меня.

– Лу, я видел в новостях! Как вы?

– Хорошо, – говорю я, удивившись – разве по мне не видно?

– Если вы плохо себя чувствуете, отдохните сегодня! – продолжает он.

– Все в порядке, – говорю. – Я могу работать.

– Ну… раз вы уверены… – он делает паузу, будто я должен что-то сказать, но я ничего не придумал. – В новостях сказали, что вы обезвредили нападающего! Лу, я не знал, что вы умеете обороняться!

– Я применил прием из фехтования, – объясняю я. – Только без клинка.

– Фехтование? – Его глаза округляются, брови ползут вверх. – Вы фехтуете? В смысле… на мечах и все такое?..

– Да, я хожу на тренировки раз в неделю, – говорю я.

Не знаю, нужно ли рассказывать подробней.

– Вот это новость! – восклицает мистер Алдрин. – Я ничего не знаю о фехтовании – только что они носят белые костюмы, а к спине прицеплен провод.

Мы не носим белые костюмы и не используем электронную систему регистрации уколов, но мне не хочется разъяснять это мистеру Алдрину. Я хочу поработать, и на сегодня назначена еще одна встреча с врачами. Потом я вспоминаю слова мистера Стейси.

– Возможно, мне придется поехать в полицейский участок подписать показания, – говорю я.

– Хорошо, – разрешает мистер Алдрин. – Делайте все, что нужно! Такое страшное потрясение!

Звонит телефон. Я предполагаю, что это мистер Крэншоу, и не тороплюсь отвечать, но все же беру трубку.

– Мистер Арриндейл?.. Это следователь Стейси. Заедете в участок сегодня утром?

Думаю, что вопрос ненастоящий. Отец тоже спрашивал: «Возьмешься с другого конца?», а имел в виду: «Возьмись с другого конца!» Преподносить приказы в вопросительной форме, наверное, более вежливо, но ужасно сбивает с толку, потому что бывают и настоящие вопросы.

– Мне нужно спросить разрешения, – говорю я.

– Скажите, по важному делу, – говорит мистер Стейси. – Нужно подписать показания и еще кое-какие документы.

– Я позвоню мистеру Алдрину, – говорю я. – Потом перезвонить вам?

– Нет, просто приезжайте, как сможете. Я буду тут все утро.

Другими словами, он ждет меня независимо от того, что скажет мистер Алдрин. Ненастоящий вопрос.

Звоню в кабинет мистера Алдрина.

– Да, Лу! – говорит мистер Алдрин. – Как вы себя чувствуете?

Глупый вопрос – он ведь уже узнавал это утром.

– Меня вызывают в полицию подписать показания и еще какие-то документы. Говорят, приехать сейчас.

– С вами все в порядке? Вас нужно сопроводить?

– Все в порядке. Но мне нужно ехать в участок.

– Конечно, поезжайте! Можете взять сегодня выходной.

Интересно, что думает охранник на воротах, когда я выезжаю, недавно приехав. По лицу непонятно.

В полицейском участке шумно. У длинной высокой стойки выстроилась очередь. Я встаю в конец, но тут появляется мистер Стейси и видит меня.

– Пойдемте! – говорит он.

Ведет меня в другую шумную комнату с пятью столами, заваленными бумагами. На его столе – думаю, это его стол – платформа для портативного компьютера и большой монитор.

– Дом, милый дом, – говорит мистер Стейси, указывая на стул рядом со столом.

Стул из серого металла с тонким сиденьем из зеленой пластмассы. Под ним ощущается металлический каркас. Пахнет стоялым кофе, дешевыми шоколадными батончиками, чипсами, бумагой и жжеными чернилами – от принтера и копировальных машин.

– Вот печатная версия ваших вчерашних показаний, – говорит следователь. – Прочитайте, посмотрите, верно все или нет, если да – подпишите.

Нагромождение «да» и «нет» меня путает, но я понял смысл. Быстро читаю показания, хоть и не сразу разбираюсь, что я – «истец», а «ответчик» – это Дон. Еще мне кажется глупым называть Марджори «лицом женского пола» и странно читать, что «лицо женского пола состоит в приятельских отношениях» с нами обоими. Однако фактических ошибок нет, и я подписываю.

Потом мистер Стейси говорит, что я должен подписать жалобу на Дона. Не понимаю зачем. Дон совершил противозаконные действия, чему есть свидетельства. Какая разница, напишу я жалобу или нет? Но если так положено, я подпишу.

– Что будет с Доном, если его признают виновным? – спрашиваю я.

– Несколько случаев хулиганства и вооруженное нападение… Исправительные меры светят наверняка, – говорит мистер Стейси. – Программируемый чип коррекции личности – ПЧКЛ. Это когда в мозг внедряют чип…

– Знаю! – перебиваю я – внутри у меня все сжимается.

Не хотел бы я, чтобы в мой мозг внедряли чипы.

– Это не так страшно, как показывают в фильмах! – заверяет мистер Стейси. – Никаких громов и молний, он просто не сможет совершать определенные действия.

Я слышал – нам говорили в центре, что ПЧКЛ подавляет личность и не дает реабилитанту (они любят этот термин) ослушаться указаний.

– Почему нельзя, чтобы он просто оплатил мне шины и стекло? – спрашиваю я.

– Рецидивизм! – говорит мистер Стейси, роясь в стопке бумаг. – Преступники берутся за старое. Доказано. Вот вы не можете перестать быть собой – перестать быть аутистом, так и он не перестанет быть завистливым и агрессивным. Другое дело, если эти склонности обнаружили бы в раннем возрасте, но… что уж тут… – Мистер Стейси выуживает нужную бумажку. – Это заявление. Прочитайте внимательно, внизу, где крестик, поставьте подпись и дату.

Читаю заявление,