Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как не сразу? Сразу, как только запах от него унюхал. У меня с этим строго. – Вячеслав Андреевич призадумался. – А ролик этот паскудный он раньше, конечно, готовил.
– Зачем?
– Потому что такая вот у него гнилая натура! – убежденно ответил зам по безопасности.
Вполне может быть. Гадкие люди только о гадостях и думают. Доступ к записям с камер у охранников свободный, ключи у них есть ото всех помещений, а шкаф, где хранились диски с записями, на особый ключ не запирался – зачем? И видеокамеры ночью выключены. Короче говоря, ночной охранник – он в гимназии и царь и бог, может делать все что захочет.
Эмилию Леонардовну понять можно – такой сильный удар по репутации гимназии! Старайся теперь, доказывай, что ты не верблюд, то есть что твоя гимназия – совершенство во всех отношениях. Да и как станешь доказывать? Размещать в Интернете больше хвалебных статей? Лишние затраты, и к тому же люди всегда больше и охотнее верят плохому, нежели хорошему. Или встречный ролик запустить из сплошного позитива?
Вячеславу Андреевичу как ответственному за безопасность досталось первому и крепче прочих. Как ни крути, а случившееся – его косяк. Почему не обеспечил надлежащее хранение записей? Почему распустил охранников? Почему считает, что агенты конкурентов в числе сотрудников гимназии – это смешно?
– Это действительно смешно. – Вячеслав Андреевич говорил со мной, но на самом деле продолжал диалог с Эмилией Леонардовной, теперь он хотя бы получил возможность высказаться. – Ну какая агентура конкурентов? Овчинка выделки не стоит. Не те у нас масштабы, чтобы об этом речь вести.
– Но с другой стороны, педагогический мир так же тесен, как и медицинский, – возразил я. – Кто-то раньше работал у конкурентов. Кто-то дружит с кем– то, кто работает у конкурентов. Много ниточек – целый клубок.
– Так-то оно так, но одно дело сплетню рассказать, и совсем другое – просматривать записи, выбирая из них такие вот ягодки. Я Эмилию Леонардовну сразу спросил – как она себе представляет этот процесс? Как и когда педагог может добраться до записей и подолгу их просматривать? Или, скажем, скопировать? Педагоги – они всегда на виду. И доступа ко всем ключам у них нет.
Логично, у педагогов и впрямь нет такой возможности. Да, скорее всего это охранник постарался.
– А что она вам на это ответила? – полюбопытствовал я.
– Смеетесь, доктор? – нахмурился Вячеслав Андреевич.
Да, действительно, идиотский вопрос я задал. Эмилия Леонардовна на подобные вопросы не отвечает. А если и ответит, то очередным обвинением. Чем-то вроде: «Это я должна вас спрашивать „как“ и „когда“, а не вы меня!» Вулкан огнедышащий, а не женщина. А с виду, на посторонний взгляд, такая милая дама, добрейшей души человек, можно сказать…
«Поучаствовавшим» в ролике педагогам тоже досталось. Для каждого Эмилия Леонардовна нашла несколько теплых слов, подчас даже очень теплых. Прямиком из директорского кабинета педагоги отправлялись в медпункт, где изливали мне душу в обмен на медицинские рекомендации.
– Ну – прикрикнула я разок, что с того?
– Учитель – тоже человек. Может ошибаться, может сказать что-нибудь не в тему. Нельзя же за каждую оговорку лицом в грязь тыкать!
– Попадись мне этот режиссёр! Задушила бы голыми руками!
– Вы представляете, Сергей Юрьевич! Я работаю в гимназии со дня ее основания, и меня, как девчонку… такими словами…
– Дайте мне яду, Сергей Юрьевич! Яду! Я так больше не могу!
– Нет, ну разве ж так можно! Как будто мы не люди…
– Так меня еще никто никогда не унижал! И за что? За то, что я старалась всем угодить…
Всем угодить невозможно. Это как невинность соблюсти и капитал приобрести, как рыбку съесть и не пострадать при этом нисколько, как совместить ежа и ужа… Бедные педагоги. Как гуманист (а какого врача нельзя назвать гуманистом?) я им искренне сочувствовал. Действительно – незавидное положение. С одной стороны – донельзя избалованные безбашенные ученики, с другой – чрезмерно взыскательная и излишне строгая администрация. Ужас-ужас-ужас… Только высокая зарплата может послужить утешением.
Грустные думы о несовершенстве мироздания потребовали соответствующего музыкального сопровождения. На смену Джо Дассену пришел Малинин со своим вечным:
Я украшу стихи неумелыми нотами,
И забьется романс в предзакатных лучах,
И кружением пчел над медовыми сотами
Закружится печаль, об ушедшем печаль.
Печали свет из лабиринтов памяти,
Печали цвет размыто-голубой.
А наша жизнь стоит на паперти
И просит о любви с протянутой рукой…[3]
Мне стало отчаянно жаль всех – себя, Марину, несчастных педагогов, еще более несчастную Эмилию Леонардовну… Это – сигнал, говорящий о том, что пива достаточно, пора отправляться на боковую.
Заснул я сразу, едва успел утвердить голову на подушке. Всю ночь мне снились цветные сны – васильковые луга, фейерверки, какой-то непонятный карнавал. Говорят, что цветные сны есть не что иное, как признак нервного расстройства, но я с этим утверждением категорически не согласен. У меня, например, никаких нервных расстройств нет, а цветные сны бывают. Довольно часто бывают, уж раз в неделю – точно.
– Хочется чего-то необычного. – Марина раскинула руки, словно птица крылья. – Чего-то такого…
– Ужина в «Макдоналдсе»? – предположил я.
– Да ну тебя! – обиделась Марина. – Чего необычного в «Макдоналдсе»?
– Ну, мы с тобой никогда там не ужинали…
– Вот и хорошо!
– Ладно, – я тяжело вздохнул, изображая, как трудно дается мне это решение, – так уж и быть, отведу тебя в один из моих любимых ресторанчиков, затерянный в переулках старой Москвы!
– Как романтично! – восхитилась Марина. – Обожаю переулки старой Москвы. А как называется один из твоих любимых ресторанчиков?
– «Приют лепрекона».
– Оригинально! Старая Москва и приют лепрекона! Ой, какая же я балда! Забыла опечатать ключи. В стаканчик положила, крышечку закрутила, а опечатать не опечатала…
После истории с видеозаписями Вячеслав Андреевич, по его собственному выражению, «организовал правильный режим». Этот «правильный режим» кроме неудобства ничего не принес. Судите сами – всем, кто работал в «стратегически важных» помещениях (и мне в том числе), были выданы личные печати с индивидуальным номером – небольшие металлические кружочки размером с рублевую монету. Печатями полагалось опечатывать не только двери своих кабинетов, но и ключи от них перед сдачей охраннику. Для этого закупили металлические контейнеры с завинчивающейся крышкой. А еще закупили много пластилина для опечатывания дверей и ключей. Вдобавок за ключи теперь полагалось расписываться, как при сдаче, так и при получении. В специальном журнале с указанием времени. Короче говоря – полный маразм, но Вячеслав Андреевич нововведением гордился.