зонами исключительно для воров в законе очень интересная и привлечение к суду только за признание себя вором в законе тоже стоит обдумать. Пожалуй, ты прав, нужно изучить законы других стран на эту тему и предусмотреть возможность прихлопнуть всех разом.

— Думаю, у населения это вызвало бы огромную поддержку, — киваю я. — Гораздо большую, чем проверки в кинотеатрах в рабочее время. Производительность труда на должный уровень невозможно поднять дисциплиной.

— Дисциплина — это очень важный показатель. Если все рабочие на перекуре, детали сами себя не выточат.

— Это верно, — соглашаюсь я. — Но один станок с ЧПУ, условно говоря, сделает больше, чем десять самых дисциплинированных токарей. Мы уже отстаём, поэтому нам нужно срочно озаботиться переоснащением производств, переходом на новые технологии, чтобы не сосать лапу, когда нас отрежут от западных технологий невероятным количеством санкций. Впрочем, лучше было бы сделать так, чтобы никому и в голову не могло прийти эти санкции объявлять.

— Да мы постоянно под санкциями, — пожимает плечами председатель. — Стоит ли этого опасаться?

— Сейчас мы почти всё можем делать сами, но когда технологии убегут вперёд, станет посложнее. Так что надо брать учёных экономистов и внимательно изучать опыт Югославии и Китая.

— То есть, ты считаешь, — змеиным взглядом смотрит на меня Андропов, — что мы должны свернуть все достижения Октября и вернуться в рабство и эксплуатацию капитализма?

— Я полагаю, — говорю я, чуть подумав, — что мы должны быть передовым технологическим государством с развитой экономикой, высоким уровнем социальной защиты населения, высоким уровнем жизни, равными правами для всех, с равными возможностями и уверенностью в завтрашнем дне и высочайшей производительностью труда. Боюсь, при полностью государственной собственности на средства производства это невозможно. Придётся создавать частный сектор, новый НЭП. Если уж мы называем себя ленинцами, давайте вернёмся к этой идее Ильича, она ведь не исчерпывается тем, что было сделано в первые годы советской власти. Ну, и в политической жизни со временем должна появиться конкуренция. Вы же сами, вроде, хотели бы двухпартийную систему внедрить. Но это не сейчас, разумеется. Имеющаяся крепкая партийная вертикаль необходима для проведения реформ. И, кстати, я горячо поддерживаю вашу идею по проведению новых административных границ регионов, не соответствующую границам республик.

— Нарисовать утопию, — качает головой Андропов, — дело нехитрое. А вот претворить её в жизнь гораздо сложнее, чем просто нафантазировать.

С этим не поспоришь. Как и с тем, что к реальному планированию реформ меня вряд ли допустят. Но на этапе предоставления информации я могу пытаться влиять на принятие решений? Могу. Стало быть и буду.

Проведя полдня в КГБ я уезжаю. Прежде чем отправиться в ЦК ВЛКСМ, я заезжаю в «Москву». В казино.

— О, Егор! — радостно восклицает Лида. — Привет! Как дела?

— Всяко было, — киваю я. — Но чтоб так хорошо, ещё ни разу.

— О! — смеётся она. — Здорово! Цвет и Ферик там сидят.

Она показывает рукой в сторону, где вдали за стойкой размещается наш «штабной» столик.

— Здравствуйте, господа хорошие, — приветствую я своих криминальных дружков.

— Привет, Егор, — радостно улыбается Ферик.

Цвет тоже выдавливает что-то вроде улыбки.

— Ну, как поживаете? Чего нового? Рассказывайте, говорите.

— Даже не знаю, с чего начать, — качает головой Ферик. — Прессуют нас по-чёрному, пока ты там неизвестно чем и с кем занимаешься.

— И кто же прессует? — хмурюсь я. — Менты?

— Нет, сейчас сам увидишь, — поджимает губы Цвет. — Припрётся сюда кент один. Грузин. Я тебе все телефоны оборвал уже, а ты вдруг раз и сам нарисовался.

— Ну вот, опять грузин…

— А как ты хотел? Не опять, а снова.

— И чего он хочет?

— Хочет? — делает грустное лицо Ферик. — Дохера чего. Да вон, припёрся уже…

Я поворачиваюсь. Точно. Деловые, «шапка бобёр, рука карман»… Шапок нет, разумеется, но взгляды, как из немого кино, когда все эмоции должны быть написаны на лицах.

— Пошли, — кивает Цвет, вставая из-за стола.

Мы подходим к гостям. Их трое. Костюмы на них элегантные, но натуру не скроешь, так что с первого взгляда видно, каков род занятий этих модников.

Лица серьёзные, волосы чёрные и волнистые, носы крупные.

— Здорово, — чуть брезгливо и чуть свысока говорит тот, что стоит впереди других. — Неплохо ты тут окопался, я смотрю. Я-то думаю, что это Цвет такой заносчивый? Почему так ведёт себя? А у него головокружение от успехов началось. Ну, оно и понятно, сидит здесь с видом на Кремль и думает, что стал самым главным, да?

Ему лет сорок. Он худощавый, с выпирающими скулами, впалыми щеками и злым взглядом. Дружелюбием здесь и не пахнет.

— Здравствуй, Антип, — кивает Цвет. — Проходи, присаживайся. Гостем будешь.

— Гамарджоба, генацвале, — ухмыляюсь я.

Знаю, что «генацвале» незнакомым людям говорить непринято, это вообще как бы не к месту, что ли, и показывает, насколько я не в теме. Но я специально так делаю. Позлить хочу, потому что очень уж мне этот напыщенный Антип не нравится.

— Кто такие? — спрашиваю я, подмигивая.

— Эй, — театрально и резко поднимает он руку с растопыренными пальцами. — Тебя не учили со старшими говорить⁈

— Это кто? — спрашиваю я у Цвета, невежливо показывая на экспрессивного посетителя пальцем.

Ни о чём договариваться с ним я не буду. Это уж точно. Так что могу себе позволить резко и предельно чётко обозначить позицию.

Ферик заметно нервничает, а Цвет, качнув головой, решается принять мою игру.

— Это Антип Тифлисский, — поясняет он мне. — Просить у нас что-то собирается.

— Тифлисский? — поднимаю я брови. — Нескладно как-то. Вот если бы Антип с Антиб или с мыса Казантип, было бы интереснее.

— Но он из Тбилиси, — пожимает плечами Цвет, едва заметно улыбаюсь. — Давайте, братья, проходите к столу.

Антип бледнеет.

— Просить⁈ — переспрашивает он. — Я просить не привык. А то, что моё по праву, я забираю силой.

— Ух ты, — делаю я удивлённое лицо. — Будет что-то там силой брать. Интересно посмотреть было бы.

— С этим, — кивает на меня Антип, — разговора не будет!

— Значит не будет, — пожимаю я плечами. — Нам вообще пох**. Ты же сам поговорить хотел. Или это мы