Так что не я одна заметила это.

Мой опыт подсказывал, что Стив обладал неким полем, позволяющим ему искажать реальность вокруг него – всякий раз, когда ты оказывался рядом, тебя словно окутывали ядовитые испарения. Поле искаженной реальности могло быть невидимым, но оставляло след на ваших настоящих чувствах. И это явление было таким новым и примечательным, что кто-то оказался вынужден дать ему имя, чтобы бороться с данным эффектом.

* * *

В различных публикациях говорилось, что Стив не был готов стать отцом. По правде, никто из нас двоих не был готов стать родителем, однако Лиза все равно появилась на свет. Тем не менее люди оценивали наши роли – и важность этих ролей – очень по-разному. Это был старый двойной стандарт, житейское заблуждение, которое возлагает на мать главную ответственность за ребенка. Хотя очевидно, что ребенку нужны оба родителя.

Ни Стив, ни я оказались не готовы растить ребенка. Мне нужна была моя собственная свободная жизнь и много времени, чтобы стать взрослой. Лиза появилась на свет, когда мне исполнилось только двадцать четыре, и я не могла справляться с ограничениями, которые накладывало на меня присутствие младенца. Тем не менее именно в Идиллвилде я пришла к логике, на какую могла положиться, и к выводу, что я оставлю и выращу ребенка.

Когда мне наконец удалось все обдумать, я перестала метаться от беспокойства к нерешительности. Я признала, что у меня нет опыта или мудрости понять, оставить дочку или отдать ее на удочерение паре, более подходящей финансово и морально. И моя нелинейная логика подсказала, что если я не могу понять, правильный шаг удочерение или нет, то лучше не рисковать и не расставаться со своим ребенком. Я решила, что лучше прижать ее близко к себе и не отпускать – какими бы ужасными ни были обстоятельства, – чем годы спустя осознать, как много потеряла, расставшись с ней. Или, хуже того, даже не осознать масштаб потери, поскольку такой шаг был бы сравним с убийством какой-то части души внутри меня и также внутри Лизы.

Это ненадежная логика, но она стала отправной точкой. Хотя в первые годы жизни дочки были такие тяжелые моменты, что я вновь иногда задумывалась об удочерении, осознание того, что я многого не знаю, спасало меня от расставания с ней до тех пор, пока я наконец не поняла ее истинную ценность для меня и мою для нее. Помимо этого и важнее, чем все невзгоды, разумом я не всегда понимала, что нужно ее обнять и не отпускать, но мои руки делали это сами.

Она была моей.

Я была ее.

Много лет спустя, когда Лизе было уже за тридцать (и она была примерно на десять лет старше, чем я, когда приняла решение ее оставить), мы с ней обсудили эту ситуацию. Я сказала ей, что, хотя положение представлялось невыносимым, я решила оставить ее, прежде чем успела понять, что это значит. Много лет я переживала, правильно ли поступила. Лиза меня внимательно выслушала, и через неделю я испытала восторг родителя: моя дочь позвонила мне и сказала, что она рада моему решению. Она все обдумала и уверилась, что, если бы я ее отпустила, это бы плохо на ней отразилось.

Интересно, как она пришла к такому выводу. Я не понимала этого, но поверила ей. Мы обе знали, что выносить сложный характер Стива очень непросто, и этот разговор помог нам понять, что нас объединяет не только то, что мы прошли через это. Мы действительно восхищались друг другом, любили друг друга. И порой я думаю, что отсутствие Стива рядом с нами оказалось к лучшему, с учетом его жестокости. Тем не менее, еще когда Лиза была маленькой, ситуация стала тяжелой: много лет подряд ребенок регулярно видел грустную и несчастную мать. Об этом Стив мог позаботиться, как никто другой.

Великодушие Кэтти и Марка спасло положение. Они подарили мне прекрасные воспоминания и стабильность, которая потребовалась, чтобы я решилась оставить у себя дочь. Когда Лизе было семь месяцев, через Идиллвилд пронесся ветер перемен, и я поняла, что пора двигаться дальше. Набив машину вещами и усадив дорогую малышку в ее автомобильное кресло рядом со мной, я отправилась в дорогу: вверх по автомагистрали 1, живописному пути вдоль берега Тихого океана, в область залива, где жили знакомые. Там я провела следующие несколько лет.

Глава 19

Трудные времена, счастливые моменты

Я гордилась моей милой, счастливой малышкой и хотела показать ее родителям Стива. Пол и Клара любили сына, и я решила, что они захотят увидеть его дочку. Поэтому, когда Лизе исполнился месяц, перед самым отъездом в Идиллвилд, я отправилась в гости к Джобсам. Пол работал во дворе, и, когда я поднималась по их лужайке, он вышел из гаража с граблями в руках.

– Привет, – сказала я, держа Лизу в детском одеяле. – Я пришла показать вам вашу внучку.

Пол повел себя грубо.

– Она не моя внучка.

Он был такой идиот. Я парировала:

– Ну, конечно же, Стив был усыновлен… тем не менее, так как это его ребенок, я подумала, что вы будете считать ее своей внучкой. Но я все понимаю.

Пол что-то пробурчал в ответ, но это уже не имело значения. Ничто не могло оправдать его бедность духа. Я зашла в дом и сидела рядом с Кларой, пока та держала Лизу. Она вела себя сухо и учтиво. Все прошло очень странно.

После смерти Клары, когда Полу удалось прийти в себя, он стал самым популярным холостяком среди людей своего возраста. Бетти Вилдер рассказала мне это. (Она была матерью моих друзей, и я не раз оставалась жить у нее в доме.) По словам Бетти, Пол потом рассказывал, что, когда я принесла к ним Лизу, он прогнал меня граблями. Лживое и отвратительное хвастовство.

Вернувшись из Идиллвилда, я месяц провела в доме своего отца, подыскивая жилье. Узнав об этом, Стив пришел к моим родителям, чтобы забрать картину, нарисованную для него давным-давно, когда нам было по семнадцать лет. Мой отец и его жена уже отправились на работу, а мы с Лизой ушли в ванную комнату, и я не слышала звонка. Дверь открыла моя сестра Линда и заявила Стиву, что он не получит картину. Она все еще в ярости рассказывала об этом мне, и это была лучшая реакция. «Как он посмел прийти сюда и просить что-либо! – воскликнула она, добавив: – Крис, я сказала ему, что если я и дам ему эту картину, то только надев ему на голову. И затем сказала: как он посмел прийти сюда и что-либо просить?!»

Услышав о реакции Линды на корыстолюбие Стива, я вспомнила себя до того, как пала духом под гнетом всего происходящего. И у меня на душе полегчало.

* * *

Наш следующий дом располагался по адресу улица Оак-Гроув в центре Менло-Парк. Социальное пособие составляло 384 доллара в месяц, а арендная плата – 225 долларов, поэтому захудалое съемное жилье было единственным, что мы могли себе позволить. Пусть маленькое, а небольшая терраса – всего лишь из цемента, но теперь у меня была крыша над головой и место, которое я могла назвать своим домом.

Я считала это существенным прогрессом.

Мы с Лизой прожили в этой квартире три года. Поначалу я чувствовала себя небезопасно, ведь у меня не было машины и даже телефона. Прошло много времени, прежде чем я сумела накопить деньги на необходимый в те времена депозит. Зато я жила в одном квартале от центра Менло-Парк и легко могла дойти до гастронома Peet’s Coffee & Tea и побродить по магазинам для развлечения. Так я начала продвигаться вперед и формировать круг знакомств.