Король умел также принимать с распростертыми объятиями всех «внешних» прелатов, которые, найдя убежище в его королевстве, продолжали борьбу с государями, не обладавшими таким умением извлекать выгоду из своей власти над Церковью. В числе этих прелатов были Фома Бекет, изгнанный из Кентербери, папа Александр, изгнанный из Рима. Благодаря поддержке этих изгнанников Людовик VII мог более уверенно противостоять на Западе и на Востоке двум своим мощным соперникам, каждый из которых был способен сломить его власть, — королю Англии Генриху Плантагенету и королю Германии Фридриху Барбароссе. Последний пытался, прибегнув к услугам болонских юристов, опираясь на вновь признаваемые принципы римского права, ограничить ту самую галльскую вольность, которую провозглашали в Сен-Дени. Фридрих ссылался на превосходство императорского статуса, утверждал, что он сегодня и есть Карл Великий. По повелению Фридриха этот император был причислен к лику святых церковным собором, состоявшимся в Безансоне, в Бургундском королевстве. Германский король торжественно возложил на себя в Арле корону королей Прованса, он насылал на берега Соны банды «брабантцев», угрожавшие Людовику. Король Франции защищался как мог. Стоило Фридриху пожаловать золотую буллу архиепископу Лионскому, как Людовик сразу же предоставил аналогичные привилегии епископу Манда. И когда в 1162 году король Франции направлялся в Сен-Жан-де-Лонь, на границу по четырем рекам, для переговоров со своим надменным и опасным соперником, то в руках у него был самый крупный козырь — свое демонстративное подчинение Церкви и как следствие — расположение истинного папы, претензии которого на мировое господство наталкивались на такие же притязания германского императора. В следующем году папа учредил римскую курию в Сансе и высочайше пожаловал Людовику орден Золотой розы, освящающий «власть королей и правосудие».

Но поначалу правление Людовика VII складывалось не особенно удачно. В 1147 году он настойчиво, но безуспешно пытался добиться согласия буржских каноников на проставление архиепископом в Бурже одного из клириков своей дворцовой церкви, королевского канцлера. Каноники выбрали своего кандидата. Пренебрегая брачными установлениями, на соблюдении которых настаивала Церковь, король уговорил своего сенешаля Рауля де Вермандуа разойтись с супругой, чтобы затем в интересах королевского дома женить его на королевской свояченице. А жена Рауля была племянницей графа Шампани. И этот государь, подобно графу Фландрии, графу Анжу, вел свою совершенно самостоятельную политику укрепления управляемого им государства, для которой капетингская экспансия становилась помехой. Ранее он уже помог архиепископу Реймса и его капитулу ликвидировать учрежденную королем в этом городе двумя годами ранее общину, на дружественную поддержку которой Людовик рассчитывал. Теперь, защищая честь рода, Тибо Шампанский прямо выступил против своего сеньора, поощряемый страстными речами близкого друга, цистерцианца Бернарда. Король ответил жестко — решительными военными действиями, к которых одержал победу. Однако был нарушен мир Божий, к несчастью, король еще и сжег церковь в Витри вместе со множеством укрывавшихся в ней бедняков. Святотатство! Божий помазанник запятнал себя убийством и на некоторое время прослыл «тираном». Противникам короля нетрудно было выражать свое возмущение, утверждая, что король, нарушив данную при помазании клятву, разорвал тем самым союз со своим народом.

Все изменилось, когда король, видимо, движимый желанием смыть грех, решил прийти на помощь заморским государствам крестоносцев, начинавшим клониться под напором ислама. На рождественском съезде в Бурже в 1145 году Людовик провозгласил свой обет принять крест и объявил, что он сам возглавит второй всеобщий поход в Святую Землю. До него ни один из королей в таком походе еще не участвовал. А именно к такому походу во главе с королем Франции призывал в своих проповедях в Везле Бернард Клервоский. Королю следовало повести воинство Христово в земли миражей ради спасения христианства. Чтобы подготовить это грандиозное предприятие, епископы и графы собрались вокруг короля, как некогда они собирались вокруг Карла Великого; королевский двор вдруг снова обрел тот блеск, какого не знал со времен Роберта Благочестивого. Было решено, что в отсутствие короля его достояние, то есть все его королевство, будет поставлено под руку Божию и будет пользоваться такой же защитой, какая была обещана паломникам в Иерусалим. На время двухлетнего отсутствия регентскую миссию должен был исполнять Сен-Дени, иначе говоря, аббат Сугерий. Эта миссия не была доверена высшим лицам из дома Капетингов. Им отныне доверялись лишь чисто номинальные, почетные функции, что позволило еще выше поднять престиж суверена, при дворе которого самым великим государям поручалось руководить домашними службами. Такое положение было, впрочем, чревато некоторыми опасностями: граф Анжуйский Годфрид Плантагенет, претендовавший на должность сенешаля, смог, похоже, воспользоваться ситуацией и силой овладеть молодой королевой в ее покоях, чем и похвалялся. Но в 1169 году, в 1170 году, когда его внук Генрих Молодой прислуживал королю за столом, нарезая мясо, внук был уже не более чем фигурантом в церемониале отправления власти. Фактически эта власть принадлежала ныне «близким людям», «советникам», клеркам, рыцарям, которые также были преданы короне, как и добрые товарищи, окружавшие Людовика VI. Осваивая новые методы управленческой технологии, они проявляли все большее умение каждодневно, без шума вести дела королевства. Позднее эти надежнейшие люди, уже постаревшие, поставят на службу Филиппу Августу свой накопленный опыт эффективного управления.

7. Передачи графства Анжу.

На Востоке франкское воинство потерпело неудачу. Крестоносцев оскверняли женщины, которых они взяли с собой; и Людовик здесь подал дурной пример. Господь отказал им в победе. Но принесение королем жертвы, телесные страдания и муки возвысили его. Это стало очевидно по возвращении монарха во Францию. А когда Людовик на обратном пути остановился в Риме, то понтифик принял его как сына. Вскоре король окончательно очистился от греха, разорвав свой кровосмесительный брак. Кроме того, он оказался первым среди Капетингов, отважившимся на столь дальнее путешествие. Людовик совершил и другие паломничества в святые места, находящиеся далеко за пределами своего королевства, — в Гранд-Шартрёз, в Сен-Жак-де-Компостель. Во время этих искупительных путешествий короля могли видеть, слышать, к нему могли прикоснуться его подданные в тех провинциях, где в течение столетий монархи не появлялись. Общее к себе расположение король увеличивал уже благодаря проявляемой им необыкновенной набожности, его охранительная власть признается на обширной территории, единство которой освящают милости небес, нисходящие на нее благодаря заступничеству Св. Дени.

Эту мысль повторяет аббат монастыря Мон-Сен-Мишель Роберт, говоря, что и Нормандия относится к королевству Франции. «Ныне не только одна лишь Франкия есть ваше королевство, хотя королевский титул особливо на нее указывает. Бургундия также есть ваша», — пишет Людовику VII в 1166 году Эд, аббат Клюни, предшественник которого Петр Достопочтенный несколькими годами ранее мог заявить, что в этом краю «короля нет». Эд добавляет: «Считайте все ваше королевство за единое тело». В эти годы Капет принимает лилии в качестве своей эмблемы. Он облачается в плащ голубого цвета с золотыми вышивками, напоминающими созвездия. Такое одеяние, символизирующее космический порядок, стал носить на пороге XI века император Генрих II. Выбирая свою эмблему, король хотел показать, что он соединяет мир земной и мир небесный, что он возвышается над всеми смертными, занимает то место, которого добивались веком ранее великие аббаты торжествующего монашества. Что касается короны, то, как объяснял Сугерий, каждый ее зубец обозначал фьеф; таким образом, венец символизировал единение всех провинций королевства. И когда король, находясь на вершине иерархии, описанной Дионисием Ареопагитом, возлагает на себя эту корону во время торжественных церемоний, то подтверждает этим жестом свою миссию хранителя мира и спокойствия во всей Франции.