Попадавшие на пол куски мяса были мгновенно растащены сбежавшимися крысами, и аппетит у прибывших на Острова гостей пропал целиком и полностью.

Алдриш Тарис зло выругался. А шут даже не заметил того беспорядка, что навел. Прищелкнул каблуками, спрыгнул со стола и направился к другому краю залы – хулиганить уже там.

* * *

В свои апартаменты Айзан ввалился злой и голодный. Хлопнул дверью и, даже не сняв ботинки, повалился на кровать. Есть хотелось, как собаке, – это раз, так еще и вот это внезапное объявление Хэлле наследницей престола – это два. Нет, конечно, если подумать, может быть, ничего плохого в этом и нет («может быть» здесь – ключевое понятие), но то, что приехавших просто поставили перед фактом, даже не потрудившись выяснить их мнение… Это мошеннику очень не нравилось.

Пронзительно завизжала дверь, разделяющая комнаты супругов, и в спальню заглянула кудрявая девичья головка:

– Ты чего разлегся?

Мошенник сел на кровати:

– В смысле?

Хэлле проскользнула в комнату:

– Не знаю, как ты, а я есть хочу! – На квартеронке был уже знакомый Айзану костюм: черные обтягивающие брюки, красные сапоги на высоченном тонком каблуке и алая рубашка. Дополнял облик небрежно повязанный на бедра алый платок. – Тебе бутерброды с кухни принести?

– А ты знаешь, где здесь кухня?

Девушка только плечами пожала:

– Найду. Всего-то делов… Так тебе принести или нет? А то я из-за этого дурацкого шута ни крошки не съела.

– Я с тобой пойду, – решился джокер, вставая с кровати.

– Тогда собирайся.

Айзану тоже пришлось переодеваться во что-то более привычное. Костюм, который ему передали через императорского портного и в котором юноша присутствовал на пиру, был настолько богато расшит золотыми нитями, что от одного взгляда на него становилось больно глазам. Айзан натянул простую рубаху, брюки, сапоги, даже не стал заморачиваться с камзолом, решив, что так сойдет, и улыбнулся:

– Идем.

Кухню удалось найти всего за какой-то час. Причем большая часть этого часа была потрачена на то, чтобы не попасться на глаза занятым своими делами придворным. Если большинство слуг даже мельком не видели приехавшую принцессу с супругом, то всяческие дворяне вполне могли заинтересоваться, куда это вышеуказанная принцесса спешит. Приходилось скрываться за шторами и прятаться в темных углах.

Честно говоря, Айзану очень хотелось рассказать все, что он думает и об этих прятках, и о самом заявлении императрицы на пиру, но Хэлле, упрямо поджав губы, заявила, что обсуждать все это она будет лишь после того, как поужинает. А если кому-то хочется повозмущаться, то он может возвращаться в свою комнату и голодать там до самого утра. А то и дольше – неизвестно, во сколько тут завтрак и чем тут кормят: никто не удосужился поведать приезжим, какой во дворце распорядок дня.

Кухня встретила особ королевской крови шумом и грохотом. Что-то кипело в огромном котле, висевшем над очагом. Носились по комнате поварята, выполняющие поручения речного эльфа-кашевара. Девчушка лет десяти на вид усердно ощипывала дичь. Кто-то месил тесто, кто-то нарезал овощи… А в дальнем углу поварни сидел, неспешно жуя лепешку и запивая молоком, уже знакомый Мэлех Фелзен.

Хэлле оглянулась на Айзана:

– Пойдем поговорим с господином шутом?

– Думаешь, он поведает что-нибудь интересное? – скривился парень, но послушно направился вслед за женой.

– Может, хоть извинится за испорченный ужин.

Начинать разговор пришлось все-таки Айзану:

– Вечер добрый.

Шут поднял на него ничем не замутненный взор:

– Добрый. А мы знакомы?

Этого приезжие никак не ожидали: замерли, пораженно уставившись на блондина, а тот меж тем продолжил свою мысль:

– У меня отвратительная память на лица. Костюмы запоминаю, а кто как на лицо выглядит, не помню… Вот такой вот склероз…

– Такой вот – что? – не поняла Хэлле.

– Провалы в памяти, – фыркнул шут. – Вы садитесь, садитесь. – Поймав за острое ухо пробегавшего мимо поваренка, он скомандовал: – Еще две кружки, чего-нибудь выпить и перекусить.

– Но я занят! – возмутился мальчишка, морщась от боли и пытаясь вырваться из цепкой хватки блондина.

– Можно подумать, я сейчас отдыхаю! – возмутился Фелзен и, придав поваренку ускорение легким подзатыльником, скомандовал: – Живо!

Уже через три минуты на столе перед шутом и замершими рядом Хэлле с Айзаном появилась тарелка с нарезанным мясом, сыром и хлебом, пара стаканов, бутылка вина и кувшин, прикрытый сверху куском холстины.

– Как всегда, – скривился блондин. – Как я один приду, так лепешки не допросишься, а как кто-нибудь заглянет, так стол лучше, чем у императрицы. Да садитесь уже, что встали? Так как вас зовут? А то я что-то пропустил…

– Меня – Хэлле, его – Айзан. – Квартеронка взяла инициативу в свои руки.

Смахнув с лавки несуществующую пыль, она опустилась на сиденье. Ее муж присел рядом.

– И конечно же вы – брат и сестра, – насмешливо хмыкнул Мэлех. – Кстати, девушка, а что вы делаете сегодня… Кровь духа, уже почти полночь… пусть будет завтра вечером? Если свободны, я могу даже провести вас на императорский бал. Конечно, за все надо платить, но…

– Спасибо, обойдусь, – поспешно оборвала его Хэлларен, успокаивающе касаясь руки Айзана, который мгновенно начал закипать.

– Зря, – вздохнул шут, неспешно отхлебывая из своей кружки. – Не говорите потом, что я не предлагал!

– Не скажем, – мрачно отрезал Айзан.

Квартеронка уже успела сделать два бутерброда и один подсунула мужу.

Блондин же, кажется, даже не особо огорчился этому отказу. А может, он просто мгновенно о нем забыл? Проводив взглядом какую-то повариху, спешащую с тарелкой с нарезанными овощами, Фелзен только хмыкнул:

– С этой принцессой все словно с ума посходили. Бегают, мельтешат… И после этого они говорят, что дурак здесь я?

Упустить такой шанс Айзан не мог:

– А что за принцесса? – В самом деле, «назначение» Хэлле наследницей престола было столь неожиданным, что даже после пира никто ничего не рассказал приехавшим. Может, удастся обмануть и разговорить шута?

– А вы не знаете? – удивленно прищурился императорский дурак. – Да все острова об этом гудят.

– Мы из далекой провинции, – одними губами улыбнулась квартеронка, разгадавшая замысел мужа. – Только недавно приехали.

Фелзен поморщился:

– Приехала тут одна… Дальняя родственница императрицы… Между нами говоря, страшна, как моя жизнь, с ее величеством не идет ни в какое сравнение, но все вокруг нее так и бегают!