– У вас же, товарищ полковник, на трубке «контроль прослушивания»… И меня, кажется, подключали…

– Эта система контроля действенна только против спутникового слежения. Против ОРПУ[23]она бессильна. Просто не обнаружит, когда твой разговор поймали… Потому все прекращаем… Работа в полной «автономке» до моей особой команды…

– И у нас нет систем борьбы с ними?

– Есть, но на разворачивание систем подавления сигналов пеленгаторов в нужном районе требуется не меньше недели… А для того, чтобы разбомбить их, у нас пока нет оснований… Пока… Надеюсь, скоро они появятся…

– Понял, товарищ полковник. Последний сеанс даю. Кодированный приказ всем группам работать в «автономке». Без этого никак…

– Понял. Делай в темпе, пока ОРПУ не включились… Когда станет известно, что Тамаров на месте, я тебе сообщу кодированной фразой. Тогда и начнешь… Конец связи…

– Конец связи…

Бурлаков убрал трубку.

– Акинфиев!

– Здесь, товарищ подполковник.

Младший сержант, как и полагается радисту, развернул свою полевую аппаратуру среди штабных офицеров.

– Сколько до сеанса?

Младший сержант глянул на часы.

– Полторы минуты.

Подполковник достал из планшета кодировочную книгу, нашел нужную страницу, отмеченную сегодняшней датой, пальцем по строчкам прогулялся, пока не нашел нужную.

– Передай общий приказ: «Всем судам: полное погружение».

– Что-то новое придумали… – заметил один из офицеров штаба. – Морская терминология…

– Пусть грузины думают, что к их берегам стягивается эскадра атомных подводных лодок… – сказал второй.

– И надо бы стянуть, – сказал третий. – А заодно и к украинским. Заслужили давно…

* * *

– Опять менты… – сквозь сон услышал подполковник Тамаров слова водителя. – Чего им опять неймется…

Сказано это было по-вайнахски. Вайнахский язык состоит из чеченского и ингушского, которые друг от друга отличаются меньше, чем украинский от русского.

– Те же самые… – Это были первые слова, произнесенные человеком на заднем сиденье с тех пор, как Артем Василич сел в машину. – Ты этим уже платил.

– Если им мало покажется, мне проще перестрелять их.

– После обеда… Можешь вернуться и перестрелять. Можешь даже домой к нему вечером на ужин приехать, покушать и застрелить. Я разрешаю… Но сейчас еще рано. Лучше заплати…

Артем Василич открыл глаза и потянулся. Увидел впереди мента, помахивающего жезлом, требуя остановки, и медленно потянулся рукой к полу, где под ногами лежал автомат.

– Не надо, – сказал человек, сидящий рядом, и придержал руку за рукав. – Пропустят так…

«Лексус» остановился, не доехав до ментов метров десять. Водитель вышел и двинулся к ментовской машине. Человек рядом с Артемом Василичем держался спокойно, как вообще свойственно держаться чеченцам и ингушам даже в самых сложных ситуациях, демонстрируя завидное хладнокровие, и еще чуть высокомерно. Это тоже свойственно и чеченцам, и ингушам. Тамаров тоже не показывал беспокойства. Он привык полагаться на людей, знающих обстановку лучше, чем он. Точно так же пассажир поезда полагается на машиниста, который поезд ведет, даже не задумываясь о его действиях и вообще не вспоминая о его существовании.

Водитель вернулся через пару минут, на ходу пряча бумажник в задний карман брюк.

– Вот с этим и боремся… – оценивая ситуацию, сказал человек с заднего сиденья по-русски. – Мент – это враг любого честного человека…

– С этим надо бороться… – согласился Тамаров вполне искренне, но слова произнес равнодушно, чуть не зевая, показывая, что ему до такой борьбы дела нет. Хотя слышал уже, что в Дагестане не прекращающиеся убийства ментов и чиновников правоохранительных органов вызваны примерно теми же самыми причинами. Менты больше заняты собственными делами, чем борьбой с преступностью. Тем не менее это все тоже называют терроризмом, хотя рискованно однозначно называть террористами лишь одну сторону, поскольку вторая, прикрываясь властью, всех, кто к власти не принадлежит, пытается терроризировать.

Водитель занял свое место.

– Так я навещу его вечерком? – спросил по-ингушски, глядя в зеркало заднего вида.

– Навести. Мурада возьми и Рашида. У них обоих к нему же претензии.

Собеседники не знали, что подполковник вайнахскими языками владеет не хуже, чем грузинским.

Машина плавно тронулась и быстро набрала скорость…

* * *

Началось самое сложное во всей операции…

Каждая группа, входящая в отряд, свое задание знала точно еще до вылета на место. Более того, каждая группа знала и задание соседей с двух сторон, но скоординировать свои действия с действиями соседей не могла, поскольку переданная подполковником Бурлаковым команда означала категоричный режим эфирного молчания, и всем приходилось действовать автономно. Однако при этом следовало и выступить одновременно с другими, не видя их действий, и не показать себя раньше времени противнику, иначе при незамкнутом вовремя пространстве бандиты смогут прорваться в узком месте и уйти. Конечно, вариант режима эфирного молчания до начала общей атаки рассматривался, как обычно, первоначальным планом подготовительных мероприятий, и при этом подполковник Бурлаков подробно расписал конкретные действия каждого из командиров групп. Но действительность всегда вносит коррективы, и любая мелочь может в планы вмешаться, поэтому необходимо предельно аккуратно адаптироваться к существующему положению, как адаптировалась основная группа, обнаружив, что предусмотренный планом для базовой остановки участок леса выгорел. Точно так же могли существовать свои отклонения от плана и у других групп, и группы обязаны были действовать так, чтобы эти отклонения никак не повлияли на основной план оперативных мероприятий. Но в любом случае все свои действия командиры групп обязаны были совершать, исходя из обстановки.

Выставленные со всех возможных сторон посты уже скучали, поскольку дополнительных сил к бандитам не подходило. Если бы какой-то отряд, опаздывающий к началу событий, еще попытался бы пройти, его следовало пропустить, не обнаруживая себя. Но это в принципе задача была не самая сложная, учитывая умение спецназа ГРУ проводить подобные операции и многие и многие часы, посвященные отработке именно навыков скрытного действия. Наверное, в этом была основная сила спецназа ГРУ, в отличие от других частей спецназа.

Но время подошло, и теперь следовало замыкать кольцо периметра, а потом ждать только команды из Москвы, где были больше в курсе происходящих событий, чем находящиеся на месте сами участники.

– Максимов! – позвал Александр Григорьевич.

– Я! – откуда-то из-за плеча или из-за елки выскочил командир роты.