продолжила она, —  требуется магия предсказания, чтобы сообщить намеченной цели о готовящемся заклинании и добиться ее готовности?

— Да, — ответила Авельер. — Как и в случае с большинством заклинаний, мы должны сначала рассмотреть все потенциальные проблемы…

— В конце концов, что может пойти не так с огненным шаром? —  сухо сказал Громф, и когда Кэтти-Бри посмотрела на него, она увидела, что он смотрит в ее сторону.

Он пытался показать ей, что он все еще тот жестокосердный и беспощадный великий волшебник из Мензоберранзана, поняла она, и это показалось ей довольно...

Милым? Или жалким?

Неважно, поняла она. Самолюбие Громфа ощетинивалось при любой мысли об эмоциональной мягкости.

Она вернулась к насущному вопросу, к понятию заклинания и прорицания, которое могло бы вызвать определенных личностей. Как бы она хотела, чтобы такой двеомер существовал, когда Дзирт отбыл в Мензоберранзан!

Или даже сейчас, даже когда все это улажено, насколько проще было бы возить Бризи туда и обратно между монастырем Желтой Розы и Поместьем Плюща в Длинной Седловине!

«Почему это заклинание не было создано раньше?»,удивилась она.

Но, поразмыслив, она начала понимать его потенциальную опасность. Проникший волшебник может привести с собой армию! Защитят ли какие-либо стены города или такие места, как Гаунтлгрим?

Она оглядела собравшихся и прислушалась к их дальнейшим замечаниям и дискуссиям, и, несмотря на все потенциальные выгоды, она не была уверена, что хочет, чтобы их усилия оказались плодотворными. Тем не менее, она оценила их вдумчивость и заботу.

Кэтти-Бри подумала, что, возможно, ей следует чаще посещать подобные собрания, хотя бы для того, чтобы понять, как далеко были готовы зайти эти волшебники —  и какие моральные вопросы возникали при этом.

Если вообще возникали.

Затем она вспомнила, зачем пришла в это место, и это имело мало общего с магическими исследованиями. Она была здесь, чтобы увидеть Громфа Бэнра, и задавалась вопросом, будет ли нынешняя встреча ее единственным шансом присутствовать на каком-либо из собраний.

Тогда она переключила свои мысли с разговора на стоящую перед ней мрачную задачу и на свою дочь —  конечно, на свою дочь. Ранее в тот день она отослала Бризи с Саван, возможно, в последний раз.

Таким образом, слова других не могли подействовать на отвлеченную женщину, даже тревожные предупреждения, которые включали такие термины, как «ловушка души» и «волшебный сосуд», и другие комментарии относительно филактерий, где они могли бы хранить частичку духа намеченной цели.

Да, Кэтти-Бри была рада, что они все это продумали, но в тот момент это казалось скорее теоретическим упражнением, и ничто не было столь насущным, как очень реальный выбор и дилеммы, стоящие перед ней сейчас.

Какими бы вкусными ни были еда и напитки, она едва притронулась к ним за оставшееся время трапезы и обсуждения и лишь частично осознала, когда призрачные слуги начали убирать тарелки —  она отмахнулась от того, кто пришел за ее едой, хотя опять же не знала, зачем она беспокоилась об этом —  и когда Громф начал прощаться со своими коллегами-учеными.

— Похоже, еда заинтересовала тебя даже меньше, чем наша беседа, —  сказал Громф, и он был очень близко к ней, что удивило ее и отвлекло от размышлений.

— У меня достаточно забот в животе и много забот на уме —  боюсь, слишком много для таких серьезных разговоров об этике двеомера, который, возможно, никогда даже не станет реальностью.

— Ты пришла не ради моей вкусной еды и хорошей компании? — спросил Громф, и Кэтти-Бри начала отвечать, почти восприняла его всерьез, прежде чем осознала его сарказм.

Она была не собрана, не так проницательна и рассеянна, и она знала, что не сможет удержаться.

— Я пришла, потому что...

Она замолчала, когда Громф бросил что-то рядом с ее тарелкой на стол.

Это было похоже на простую белую сценическую маску, которую использовали артисты в бродячих труппах, которые пересекали Королевства.

Но Кэтти-Бри знала этот предмет, и знала, что он был каким угодно, только не простым.

Она называлась «Маска Агатхи», и, надев ее, кто-то мог выглядеть точно так же, как любой другой человек, даже представитель другого гуманоидного вида.

И эта маска не поддавалась обнаружению.

Это была идеальная маскировка, и, насколько она знала, уникальная.

— Я не могу повторить ее, как просил Джарлакс, — сказал Громф, словно прочитав ее мысли. Она вспомнила его работу с псиоником Киммуриэлем и пристально посмотрела на него, подозревая именно это.

— Что? —  невинно спросил он —  и он был невиновен в том, что читал ее мысли, поняла Кэтти-Бри, рассмотрев его более внимательно, и его комментарий был просто совпадением.

— Он просил меня много месяцев назад, возможно, предвидя те самые события, которые сейчас происходят, —  объяснил Громф. — Но нет, это невозможно воспроизвести с помощью какой-либо магии, о которой я знаю.

— Возможно, такое начинание было бы лучшим использованием времени Семи Ученых.

Громф покачал головой.

— О нет, —  сказал он. — Несмотря на все потенциальные неприятности, связанные с заклинанием, которое мы сейчас обсуждаем, эта маска таит в себе гораздо более гнусные обещания.

— Говоришь ты, давая ее мне.

— Я знаю, почему ты здесь, и я знаю, что тебе это нужно. Ты едешь в Мензоберранзан, чтобы сражаться бок о бок со своим мужем.

— И ты одобряешь мой выбор?

— Не мое дело одобрять или не одобрять. Я знаю, что ты уходишь, и поскольку ты уходишь, эта маска —  твой лучший шанс выжить. Полагаю, я мог бы превратить тебя в дроу и наложить двеомер постоянства поверх, но я боюсь, что Дзирт предпочитает человеческий облик для своих удовольствий.

Кэтти-Бри ответила, нахмурившись:

— Каждое слово, которое ты произносишь, указывает на различия, а не на радость от их существования.

— Я просто сказал, что он…

Женщина нахмурилась еще сильнее, и Громф больше ничего не сказал.

— Ну, вот и все, как ты хочешь, —  сказал он. — Ты собираешься идти по туннелям в Мензоберранзан в одиночку?

— Я делала это раньше, и это было до того, как я нашла свое призвание как жрица Миликки и как волшебница.

— Очень могущественная волшебница, —  сказал Громф, казалось бы, искренний комплимент застал ее врасплох.

— Но нет, добрая леди, ты не пойдешь одна, —  добавил он. — И пройдешь не так много,