захотелось отправить принца подальше и сделать то, что она делала всегда — ничего не рассказывать. Но Вендал был прав. Так продолжаться не могло. Тем более, ей казалось по меньшей мере странным то, что Малисса, которая в порталах понимала, как горшечник в ювелирном деле, смогла открыть один и даже успешно переправить принца. Если верить ему, использовала его в качестве якоря. Живого якоря. Что весьма необычно. И сам Вендал продолжал удивлять. Рядом с ним она не только не видела свои сны, но и ему удалось погасить сегодняшнее видение. Прогнать прочь ту силу, что так жаждала заполучить ее. Все кричало Эстлин о том, что бежать больше не нужно. Пора оглянуться назад и рассказать обо всем, что снедало изнутри.

Авершам взяла юношу за руки и потянула внутрь домика, поближе к огню. Чтобы он согрелся, и они могли устроиться поудобнее для долгого разговора.

Они сели на пол подле волшебного посоха. На знакомые шкуры, уже прогретые теплом очага. Эстлин все так же сжимала руки принца в своих.

— Это очень непростой разговор, на самом деле, — она рассеянно сглотнула. — Я даже не знаю, с чего начать.

— Хочешь, я начну? — Вендал ободряюще улыбнулся. — Отец пытался просватать меня за принцессу Анверфела. Я отказался. Потому что уже выбрал себе невесту. И пришел за ней. И хочу узнать, что же так гложет ее. Хочу помочь ей. Разделить с ней любое ее бремя, даже если мой человеческий разум будет не в силах осознать его тяжесть. Я все равно буду с ней. Даже если она не сможет ответить на мои чувства, я хочу знать, что сделал для нее все, что в моих силах.

— Ох, Вендал, — чародейка почувствовала, как кровь приливает к щекам. — Ты даже себе не представляешь, о чем говоришь. Я — не просто нефилим в привычном понимании. Не просто существо, которое внушает благоговейный ужас. Все намного сложнее. Дело в моих корнях, полагаю.

— Дело в том, что тебе вдолбили в голову, — возразил Вендал. — Ты привыкла лишь к страху и отчуждению с детства. Но я докажу, что может быть иначе. Даже теперь, когда твоя сестра ждет ребенка, это ее главный страх. Увидеть, как мир не примет ее дитя. Но если не принимали вас, это не значит, что так будет и в будущем. Детей ваших ждет иное детство. И даже другое отношение родителей.

Пока принц говорил, девушка задумчиво кусала губу.

— Мы все росли в чудовищных условиях, — согласилась она. — Как Далейн и Кердас, я семьи своей не знала и воспитывалась в ордене среди чужих и безразличных ко мне людей. Моим первым воспоминанием была детская кроватка. Она больше походила на клетку. Стою, держась за прутья и кричу, потому что я одна и мне страшно. Я хочу есть. Матрасик подо мной мокрый. Ногам холодно. Но никто не подходит много часов.

Девушка невольно покачала головой. Нахмурилась.

— Ты была настолько мала? — удивился Вендал. — Но ты же говорила, тебя отправил твой отец к чародеям в детстве?

— В младенчестве, — поправила Эстлин. — Если верить моим наставникам в ордене, мне было всего несколько часов отроду. Меня принес высокий ангел с яркими бирюзовыми глазами и зеленым посохом. Он сказал, что я — нефилим. И что они должны хранить и растить меня в тайне. Иначе он придет и обрушит на их головы Небеса. Они были счастливы, когда спустя четырнадцать лет он явился вновь и забрал меня. Это был Рафаил.

Она сделала паузу. Многозначительно посмотрела на Вендала. Затем перевела взгляд на посох, что все так же лежал у очага. И снова на Вендала.

Глаза юноши невольно округлились.

— Ты думаешь…

— Я практически уверена, — она кивнула. — Рафаил не просто тот, кто вступился за нефилимов и отдал мне посох. Он — мой отец.

Сноп искр вспыхнул и унесся в узкий дымоход.

Принц вспомнил слова Эстлин о том, что чем ярче стигмы, тем ближе родство. Стигмы демона на ее ступнях выглядели светлее. Даже в глаза не так сильно бросались. Чего нельзя было сказать о стигмах ангела. Полумесяцы на спине отливали живым серебром. Будто даже светились. В памяти Вендала вспыли открытые платья сестер-нефилимов на празднике накануне вечером. Будь он менее поглощен своей ненаглядной чародейкой, обратил бы внимание. Стигмы на спине Малиссы были явно бледнее и меньше, чем у Этлин.

Авершам вполне могла быть не просто нефилимом, а дочерью ангела.

Вендал изумленно молчал.

Чародейка рассеянно запустила пальцы в распущенные волосы. Чтобы занять вспотевшие от волнения руки, она принялась заплетать косу. О своих подозрениях касательно своего отца она еще никому никогда не говорила. Даже Малиссе. Но была убеждена, что корень ее проблем кроется именно в этом. Ей предстояло донести все до Вендала, если она действительно хотела, чтобы он понял ее. И не испугался. Желательно.

Она старалась говорить спокойно, но голос все равно надломился в конце:

— Думаю, его послали избавиться от меня, когда прознали о новом маленьком нефилиме. Но он знал, что я — его дитя. И защитил меня. Как мог.

Чародейка поджала губы, чтобы немного перевести дух.

— Эстлин…

Вендал изо всех сил искал нужные слова. Но она выручила его. Продолжила говорить, не моргая глядя на огонь:

— Конечно, мы никогда с ним это не обсуждали. И Рафаил никоим образом не демонстрировал ничего, что могло бы вызвать подозрения. Кроме того, что подарил мне свой посох, конечно. Но то можно было списать на героический порыв. На стремление поддержать нефилимов. Не дать им усомниться в себе. Обрести веру в свои силы. Ну и показать другим, как важно выступить на нашей стороне.

Она грустно улыбнулась.

— И в отличии от матери, отец хотя бы не выгнал меня в страхе. Один чародей сказал мне в детстве, что она дала мне имя, но знать меня не пожелала. Из-за моего происхождения. Скорее всего, он солгал, чтобы я отстала. В детстве я была довольно докучливым ребенком. И Эстлин меня тоже нарек отец.

Чародейка протянула руку, чтобы кончиками пальцев коснуться посоха. Ангельская реликвия отозвалась тотчас. Золотой блик пробежал по поверхности ласковым солнечным зайчиком.

Вендал чуть наклонил голову, наблюдая за ней. Девушка выглядела и печальной. Открывать сокровенные тайны — занятие непростое и зачастую неблагодарное. И что-то подсказывало юноше, что эти истории о трудном детстве — лишь верхушка потухшего вулкана, в глубинах которого все еще опасно клокочет лава.

Авершам вновь задумчиво погладила предмет и продолжила рассказ:

— Чародеи ордена говорили, что скорее всего моя мать состояла в очень близком