А теперь… Отцу по грудь, плечи всего чуть уже родительских, знает три языка и на всех говорит бегло, без запинки. Только вот родную речь почти позабыл… Воспитатели в казарме на него не нахвалятся – умом быстр, смел, воинскую науку осваивает легко, словно она у него в крови. Ведь сдержал своё слово князь-друг, позаботился о чужом ребёнке, словно о родном. Поначалу дичился парень, хотя и не подавал виду, когда с родителем встретился, потом оттаял, снова принял. А Алекс смог наконец, не таясь, назвать себя отцом. С гордостью, а не тайно и со смущением. Это – не орден. И не Европа. Правда, подарок сыну от Дара насторожил – с чего бы вдруг его сыну да рабыню дарить? Притом – сарацинку, и младше самого парня? Но раз князь так решил, пусть будет. Дар зря никогда ничего не делает. И девчонка вроде старательная. Во всяком случае, послушная точно. Что ни скажешь – делает. Марк её не обижает, она для него словно предмет мебели. Собственник… Невольно рыцарь улыбнулся, на душе тепло стало.

Через месяц армия отправляется в поход. Когда увидел, где будут сражаться, – даже дух перехватило. Ничего себе замашки у славов! Потом понял – для них это обычное дело…

Дрогнул корпус корабля, когда натянулись швартовые концы, за тумбы причала торгового обмотанные. Навалился со скрипом на подушки хлопковые, к бокам прибитые для сохранности. Чуть погодя бухнула сходня. Алекс оглянулся – вот они, оба: крепкая фигура сына с заплечным мешком за спиной и одетая уже в платье славов тоненькая девочка с небольшой котомкой.

– Пошли?

– Пошли. Веди, сын.

Тот шагнул первым, потом родитель и последней засеменила своей походкой маленькая рабыня. Спустились по даже не дрогнувшим доскам сходни, ступили на каменный причал. Тевтон осмотрелся по сторонам – небольшой, по сравнению с уже привычными ему, городок. Тысяч на пять жителей, вряд ли больше. Скорее, даже меньше. Марк привычно зашагал по вымощенной, как повсюду, улочке, ведущей вверх, где привольно раскинулись небольшие дома, обнесённые аккуратными оградками. Людей практически не было, и, догнав сына, отец спросил:

– А где все?

– Работают, папа. Кто в море, рыбу добывает, а кто вон там… – Показал рукой на раскинувшиеся в стороне от городка длинные сараи. Там действительно суетился народ. – Город этот рыбой знаменит. Почитай, самая вкусная морская снедь здесь делается. Пробовал палтуса?

– Конечно! – Рыцарь вспомнил громадные, нежные куски вкусно пахнущего дымком белого мяса, в котором практически не было костей.

– Вот здесь его и делают. Да много чего ещё. Викинги ведь не только мечом махать умеют.

– Викинги?! – Алекс вспомнил страшную молитву франков «От неистовства норманнов избави нас, о, Господи!» и не поверил своим ушам: – Так здесь живут викинги? У славов?!

– Да, пап. А что тут такого? Славы принимают всех, кто приходит к ним с миром, следует их обычаям и живёт своим трудом. А норги – такие же люди, как и мы.

Уже не отделяет себя от славов. Совсем стал не похож на своих сверстников…

– Ладно. А куда мы идём?

– К матушке моей приёмной, Гудрун Сванссон. Куда же ещё?

Рыцарь на миг остановился:

– Погоди, сын. Ты говоришь, к приёмной матушке? Насчёт тебя – ладно. А нас она примет ли? Викинги, насколько я знаю, народ гордый. И вдруг свалимся женщине на шею – безродный воин да рабыня. Не погонят ли тебя с нами за компанию со двора?

Парнишка рассмеялся, махнул рукой:

– Скажешь тоже, пап! Пошли скорей! Эй, живность ходячая, наддай ходу! – рявкнул на девчонку и сам прибавил прыти…

Дом женщины оказался таким же небольшим, как и остальные. Жила она, сразу видно, без мужской руки, но по умению иному мужу не уступала. В доме чисто, прибрано. Что положено – имеется. Марк по-хозяйски распорядился, заглянув в котлы на кухоньке:

– Так, девчонка, быстро затапливай печку да грей нам ужин. Скоро матушка появится.

Рабыня склонилась в поклоне, потом убежала заниматься, чем велено. Алекс подивился, как быстро она освоилась с речью славов. Понимает практически всё. Ему-то куда хуже приходится. С возрастом разум теряет гибкость. Дети куда легче всё усваивают.

– Присаживайся пока, папа. Я тут посмотрю кое-что.

Сын сбросил с плеч верхнюю одежду, снял сапожки, обул плетёные сандалии, стоящие у двери, быстро прошлёпал на второй этаж. Спустя несколько минут оттуда донёсся довольный голос:

– Отлично, папа! Как я и думал, у мамы и вторая спальня есть. Будет, где тебе ночевать!

– Это кто же там моим домом распоряжается? – внезапно послышался со двора женский строгий голос, и рыцарь невольно подобрался – никак хозяйка пожаловала?

И верно – ответом был восторженный крик Марка:

– Мама!

И спустя мгновение:

– Сынок!

Дверь в дом распахнулась, и в комнату вбежала невысокая, но плотная норвежка в грубом фартуке, забрызганном рыбьими потрохами. Сверху кубарем скатился мальчишка, подлетел к женщине, крепко обнял, не обращая внимания на грязь, прижался, и Алекс невольно позавидовал – сын искренне любил эту женщину, как родную матушку, которой так и не узнал.

– Ой, ну вот, совсем тебя изляпала, – сокрушённо произнесла хозяйка, потом заметила, что кроме Марка в доме есть ещё двое, и, не отпуская его, спросила:

– А это кто ещё?

Фон Гейер поднялся, отвесил поклон по обычаю славов:

– Благодарю тебя, госпожа Сванссон, что стала доброй матерью моему сыну. Я его отец. А то… – показал на высунувшуюся из кухни перепачканную в золе мордашку девчонки, – подарок воеводы нашего, Дара Соколова, Марку. Рабыня.

Женщина нахмурилась, и внутри Алекса словно что-то оборвалось.

– По словам старшины нашего, отец Марка рыцарь-тамплиер. А ты… Хотя говор у тебя не наш.

– Был я тамплиером. Да решил покинуть орден. Хочу честным человеком быть. И император дал мне на то позволение. Ныне я десятник личной сотни князя Соколова, Алекс фон Гейер.

– Значит, родитель этого оболтуса? – Ласково взъерошила светлые волосы мальчишки, прилипшего к ней так, что и не оторвать. Чуть оттаяла. – Десятник, говоришь? – Вздохнула, повернула к себе сына, взглянула ему в лицо: – Забрать хочешь?

Рыцарь замотал головой:

– Нет, что ты, честная женщина! Не зверь же я какой! Да и нет у меня пока ни двора, ни кола. Не успел обзавестись. Некуда сына забирать.

Гудрун прищурилась:

– Уж не на моё ли сиротское хозяйство рот разинул, а?

– Прости, коли такое подумалось. Но вижу я, что не рады мне здесь. Давай, Марк. Пойду я на подворье старшины, пусть даст мне приют.

Поднялся, шагнул к двери и замер, остановленный рукой, ухватившей его за пояс:

– Не спеши уходить, выкладывай, зачем явился? Только честно. Может, и передумаю. Оставлю.