Ниппона, или Хондо. Но нужно было идти дальше, к находящемуся южнее Ниппона острову Кю-Сю, где расположена гавань Нагасаки.

Крузенштерну хотелось вести корабль на таком расстоянии от Японии, чтобы можно было видеть очертания берегов. Но на следующий день небо вдруг покрылось тучами, барометр стал опускаться, а ветер крепнуть. Капитан поспешил удалиться в открытое море, чтобы встретить там бурю.

Шел проливной дождь, и сильно качало. Однако настоящий ураган разбушевался только через день.

Темные облака совсем закрыли бледное солнце. Порывы ветра достигали такой страшной силы, что рвали в клочья спасти. Матросы с удивительным бесстрашием пытались закрепить небольшие новые и крепкие штормовые паруса, но ветер изорвал их, как бумагу.

— Сколько я ни слыхивал о тайфунах, случающихся у китайских и японских берегов, но подобного сему не мог себе представить, — сказал Крузенштерн.

Корабль то ложился почти на бок, то приподнимался, точно взбираясь на высокий крутой холм, и вслед за тем стремительно летел книзу. Мачты гнулись с зловещим скрипом. Каждую минуту надо было ожидать, что они сломаются. Матросы держали наготове топоры, чтобы при падении мачты возможно скорее отрубить ванты и немедленно выбросить ее за борт.

Вода то и дело перекатывалась через палубу. Огромная волна ударила в корабль с такой силой, что разбила ограду палубы, сбила с ног трех матросов, крепко державших руль, и причинила им тяжелые ушибы.

Каюты были залиты водой. Многие вещи, сорванные со своих мест, разбились вдребезги.

Крузенштерн со страхом увидел, что ветер погнал судно по направлению к земле.

«Я полагал, что ежели сие приключится до полуночи, то гибель наша неизбежна. Первый удар о камень раздробил бы корабль на части, причем жестокость бури не позволяла иметь никакой надежды к спасению», писал потом Крузенштерн, вспоминая эти минуты.

К счастью, ветер внезапно переменился и понес корабль от земли с такой же силой, с какой гнал его к берегу. А перед утром буря почти совсем утихла.

Настал теплый и ясный день. И только по осунувшимся, вдруг похудевшим и потемневшим лицам людей да по разбросанным в разных местах обломкам вещей можно было судить о пережитом.

Ветры как будто истощили силы, а дожди исчерпали свои воды во время тайфуна. Установилась прекрасная погода. Море синело под голубым небом. Пользуясь небольшим ветерком, корабль подошел довольно близко к земле и пошел вдоль берега к югу.

Крузенштерн проверял имевшуюся у него карту и убеждался, что Япония обозначена на ней лишь в самых общих чертах. Уточняя карту, он наносил заливы и мысы. Один из них Крузенштерн назвал именем капитана Чирикова: память о смелом и скромном спутнике Беринга продолжала жить среди русских моряков.

С палубы была хорошо видна земля. Она казалась очень красивой.

— Роскошная природа украсила великолепно сию страну, но трудолюбие японцев превзошло, кажется, и самую природу, — говорил Крузенштерн.

Часто были видны темно-серые скалы. На них росли сосны, совсем не похожие на российские: с тонким, причудливо искривленным стволом и немногими синевато-зелеными ветвями, распростершимися около верхушки.

Высокие холмы, горы и долины чередовались друг с другом. Каждый кусочек земли не только в долинах, но и на горах до самой их вершины был тщательно обработан. Местами виднелись рощи каштановых деревьев и небольшие каштановые леса. А однажды увидели аллею из высоких деревьев, которая шла от берега через горы и долины, пока хватал глаз. Виднелись беседки, устроенные для отдыха пешеходов.

Около крестьянских домиков были разбиты маленькие сады с фруктовыми деревьями. У берега стояло много лодок. Можно было сразу сказать, что в этой стране больше всего земледельцев и рыбаков.

По вечерам часто видели, как на берегу вдруг загорался яркий огонь. Вслед за тем на довольно большом расстоянии вспыхивал другой такой же сильный свет. Потом такие же огни загорались далеко впереди.

— Не подают ли японцы световые сигналы, оповещая о движении нашего корабля? — говорили офицеры на палубе «Надежды».

Днем японские лодки иногда проплывали недалеко от корабля. Но ни одна из них не приблизилась, хотя офицеры и матросы всячески старались подозвать их к судну.

Четыре японца, возвращавшиеся из Сибири после долгой невольной отлучки, подходили к борту каждый раз, когда невдалеке проходила рыбачья лодка, и что-то кричали рыбакам на своем языке, приглашая подойти ближе. Но рыбаки плыли дальше, не отвечая ни слова. Японцы садились на палубе в кружок, поджав ноги, и говорили о чем-то между собою озабоченно и огорченно.

В начале апреля «Надежда» подошла к острову Кю-Сю. По вычислениям капитана, корабль находился уже недалеко от Нагасаки, когда однажды утром поблизости увидели лодку с несколькими рыбаками. Японцы стали громко звать их, уговаривая не бояться. После долгих колебаний рыбаки приблизились.

Японцы, бывшие на корабле, объяснили, что русское судно идет в Нагасаки на основании разрешения, которое было дано в свое время. Они сказали, что возвращаются домой, после того как попали в Россию, потерпев кораблекрушение. В конце концов пятеро рыбаков согласились подняться на палубу.

Рыбаки сказали, что до Нагасаки близко и «Надежда» может придти туда еще до вечера. Они сообщили, что в Нагасаки еще четыре дня назад благодаря световым сигналам узнали о приближении иностранного корабля и на горе у входа в порт поставлена стража, поджидающая судно. От них удалось узнать, что в Нагасаки стоят два голландских торговых судна, готовящиеся выйти в море.

Рыбаки приняли угощение, выпив по чарке водки, но, видимо, боялись долго оставаться и пробыли на корабле не больше десяти минут.

Дул слабый попутный ветер, и корабль медленно шел вперед. Вскоре к «Надежде» подошла лодка. На ней развевался белый флаг с синей полосой, исписанный японскими буквами. Кроме гребцов, в ней сидели двое японцев в длиннополых просторных одеждах, доходивших почти до пят, опоясанные широкими кушаками. У одного, старшего, за кушаком торчали два меча.

Не поднимаясь на палубу, он стал спрашивать, откуда, куда и зачем идет корабль. Японцы, находившиеся на «Надежде», переводили его слова и ответы капитана.

Потом лодка быстро удалилась. А через некоторое время появились две большие сторожевые лодки с четырьмя офицерами, у которых тоже были мечи за широкими поясами. Они потребовали, чтобы «Надежда» стала на якорь.

— Без позволения губернатора