Он схватил ее за подбородок и поднял ей голову, заставляя смотреть прямо ему в глаза.

– Так что там, детка? Что еще ты наболтала Рейчел такого, о чем мне следует знать?

У Лолы на лбу выступили капельки пота.

– Н-ничего. Ничего, клянусь!

Хоть она и пыталась скрыть животный ужас, лицо, как видно, выдало ее, потому что Тед размахнулся и сильно ударил ее по другой щеке. Лола прижала ладонь к горящей, как от ожога, коже и разрыдалась, хотя прекрасно знала, что Тед не выносит ее слез и всегда злится еще больше.

– П-прошу тебя, Тед, – всхлипывала она, отступая от него, – пожалуйста, не бей меня!

Тед с мрачным видом дождался, пока она немного успокоится, и снова взял ее за подбородок. Сильные холеные пальцы с наманикюренными ногтями больно впивались ей в кожу.

– А ну, смотри мне в глаза и рассказывай все, что говорила Рейчел! Все до словечка, слышишь? А если еще раз соврешь, то, ей-богу, пожалеешь. Понятно?

Лола уже жалела. Ее вдруг со всех сторон окружили воспоминания: папа бьет маму, дедушка лупит свою вторую жену… Неужели мужчины все такие?

Прерывающимся от слез голосом она дословно пересказала Теду, о чем они с Рейчел говорили в кафе. Стоило ей упомянуть про чемодан, как глаза Теда потемнели. Он еще больнее ухватил ее подбородок и засыпал вопросами, на которые она отвечала не думая, машинально, следя только, чтобы голос не очень дрожал. Тед обычно вел себя лучше, когда она не показывала, что боится его. Может, у него это как у собак? Им тоже нельзя показывать, что боишься. Вот только иногда так трудно бывает не бояться…

Выслушав все до конца, Тед с ледяным лицом оттолкнул ее. Затем, к ужасу Лолы, он расстегнул ремень, с пугающим шорохом вытащил его из брюк, сложил пополам и взмахнул рукой, со свистом рассекая воздух справа от себя.

– Поднимайся к себе в спальню и раздевайся догола! – скомандовал он.

Его глаза поблескивали почти весело, будто в предвкушении удовольствия, и потому Лола шарахнулась в сторону – не от ремня, а от него самого. У нее тряслись губы.

– Но ты… ты ведь сказал, что если я не буду врать… – взмолилась она, но Тед снова взмахнул ремнем, и вся ее решимость не показывать страха испарилась, как дым.

– Дело не в том, что ты врала, – отчеканил Тед. – Дело в том, что ты посмела открыть свой поганый рот! Я всегда говорил тебе: держи рот на замке, никому ни звука о моих делах. Ни звука! Но ты, я вижу, просто не принимала моих слов всерьез. Я дарю тебе драгоценности, вожу в лучшие рестораны, и вот она, твоя благодарность! Впрочем, то, что ты шлюха, я знал всегда, но уж больно ты была хороша в постели. – Он грязно ухмыльнулся. – Да, в постели ты просто класс. Как и большинство шлюх. К несчастью, тебе нельзя верить, как и всем вам.

Его жестокие слова мучили ее сильнее, чем угрозы физической расправы. Так, значит, все это время он считал ее… шлюхой? Отец тоже называл ее шлюхой, и маму называл… Мама все терпела молча, но Лола бросилась на отца с кулаками, когда он в первый раз так назвал ее. И потом целую неделю ходила с фонарем под глазом. Но она не шлюха, не шлюха!

В голосе Теда зазвучал металл.

– Такие, как ты, понимают только строгость. Как те идиоты на стройке. Ты сама знаешь, что это для твоей же пользы.

Он пошел на нее, и Лола снова попятилась. Если он ударит ее ремнем, она не выдержит. Он и раньше поколачивал ее, но чтобы ремнем… Господи, даже подумать страшно!

Лола бросилась к двери, но не успела взяться за ручку, как Тед поймал ее и рванул обратно к себе.

– А вот это ты зря, – процедил он; глаза у него светились от злобы, как у волка.

– Пожалуйста, Тед, не бей меня! – умоляла она, уже не сдерживая бегущих по щекам слез. – Пожалуйста!

– Может, в другой раз ты прикусишь язычок, прежде чем болтать лишнее. А теперь марш наверх и раздевайся. – Он говорил совершенно спокойно, даже лениво. – Снимай с себя все до нитки, ты поняла?

Лола затрясла головой, повисла у него на руке.

– Я ни с кем больше не буду говорить! Никогда, клянусь! Прошу тебя, не надо только… Тед с почерневшим от ярости лицом грубо толкнул ее к лестнице.

– Ступай наверх, лживая тварь! Может, тогда я тебя пожалею. Но если будешь стоять тут и трястись, обещаю…

Договаривать ему не пришлось – Лола уже поднималась наверх, беспомощно сгорбившись и спотыкаясь на каждой ступеньке.

Рейчел сидела в кухне маленькой квартирки, которую они совсем недавно снимали вдвоем с Келли, и мелкими глотками пила чай со льдом. Ей не верилось, что она всего восемь дней назад переехала отсюда, сходила на себеседование в «Хисторик хоумз»… и впервые увидела Дрейка.

Дрейк… Рейчел вздрогнула и, обхватив себя руками за плечи, стала тихонько раскачиваться, чтобы не застонать от боли. Да, этот человек умеет воткнуть нож в самое сердце и хладнокровно повернуть лезвие в ране. Рейчел знала, что должна была бы возненавидеть его, но не могла. Вместо этого она почему-то думала о том, как Дрейк был потрясен, решив, что она его предала. Ведь он не мог знать, что Уолли пустился в откровенности только сегодня утром. А хуже всего то, что Дрейку открыл ее «тайну» Тед, и можно лишь догадываться, как он извратил каждое слово…

Ее гнев на Дрейка мало-помалу проходил, уступая место другим чувствам. Она вдруг ощутила его боль, его одиночество и пожалела, что была так жестока с ним, думая только о собственных обидах.

«Но ведь он и сам был очень жесток со мной и говорил ужасные вещи! – напомнила она себе. – Как я могла настолько потерять голову, что влюбилась в этого высокомерного, самовлюбленного бывшего уголовника?!»

Она заставляла себя вспоминать все то грубое, злое, что он говорил ей во дворике рядом с «Хисторик хоумз», но перед глазами упорно вставала другая картина: спящий Дрейк с беззащитной улыбкой на губах. Только тогда она догадалась о его ранимости, которую он так старался скрыть от всех. Ну и как же было в него не влюбиться? Ведь ему так нужно, чтобы его любили. Каждый раз, когда ему бывало трудно, кто-то предавал его: отец, жена, компаньон. Неудивительно, если с таким грузом за плечами он решил, что нельзя поверить ей. И потом, один раз она действительно ему солгала, вот он и ждал повторения…

Звук открывающейся двери заставил Рейчел настороженно выпрямиться и оглянуться, чтобы встретить опасность с открытыми глазами, но на пороге стояла всего-навсего Келли, и струйки воды бежали с ее плаща на пол. Рейчел перевела дух, обругала себя трусихой и подумала, что из-за этой проклятой операции уже заболела манией преследования, как Дрейк.

– Привет, сестренка, – тихо сказала Келли, снимая плащ и вешая его на крючок у двери. Потом подошла ближе, и Рейчел увидела, какое у нее бледное, измученное лицо.

Чувство вины сдавило ей горло. Бедная Келли, неужели она из-за нее так переживает? Или ее расстроило что-то еще?