Любой другой муж, не изменявший жене и не собиравшийся этого делать — а Джеральд ей верен, в этом Урсула не сомневалась, — поделился бы с женой, если бы какая-нибудь женщина начала заигрывать с ним, а он ее отверг. Урсуле казалось, мужчина с гордостью бы рассказал о таком, ведь это подняло бы его в глазах супруги: что бы он ни натворил до или после, на этот раз он устоял, а значит, он хороший муж. Рассказал, чтобы предстать человеком сильной воли, непоколебимым и — неотразимым.

Джеральд не сказал ничего. Разумеется, вряд ли он бы стал заводить с Урсулой разговор о человеческих отношениях, сексе или своих чувствах. Но она поняла, что с Полин они явно поругались. Лицо у Полин припухло, и, хотя следов слез было не видно, она примолкла. Взгляд, прежде постоянно устремленный на Джеральда, блуждал. Зато Джеральд выглядел умиротворенным. И не то чтобы проявлял повышенное внимание к дочерям — куда больше? — но сверх обыкновенного демонстрировал любовь к ним.

Что натворила Полин? Зашла к нему в кабинет — так это видела Урсула — и неуклюже, по-детски, предложила себя? Как отреагировал Джеральд, Урсула не представляла. Надеялась только, что не слишком жестоко. На прощание он, как обычно, поцеловал Полин, но та не ответила с привычным восторгом, а съежилась, словно полуодетый человек на холодном ветру.

Пришло традиционное благодарственное письмо («Дорогая тетя Урсула»), но последних положенных строк в нем не оказалось. На этот раз Полин не написала — «Надеюсь приехать к вам в следующем году», и восклицательный знак Урсула, по обыкновению, протянула письмо через стол Джеральду, и тот, как обычно, молча его прочел. Только Сара спросила:

— А про Брайана она что-нибудь пишет?

В следующем году умерли родители Урсулы: весной — отец, в конце лета — мать. Их дом и сбережения были завещаны Яну, Хелен и Урсуле в равных долях. Не считая денег, вырученных за кольцо, это первая значительная сумма, доставшаяся Урсуле за время замужества, и хотя капитал был не столь уж велик, его бы хватило для бегства. Она могла купить квартиру и протянуть какое-то время, пока не найдет работу, не испытывая чувства вины, что, оставив Джеральда, все еще живет на его средства. Еще до того, как она получила наследство, мысли о будущих деньгах (она примерно представляла себе каких) подталкивали Урсулу к подобным размышлениям. Об этом она размышляла на похоронах матери, поглядывая на Яна и его жену Джуди, ту самую, которую Герберт Вик грозился отхлестать хлыстом. Теперь у них было двое детей, и Ян казался довольным и счастливым, как никогда. Надо полагать, живется ему неплохо, если он светится счастьем даже на похоронах матери.

Полин подошла к ним, ведя за собой высокого рыжего парня:

— Вот он, Брайан, тетя Урсула. Мы обручимся на Рождество.

Она широко улыбнулась Джеральду: видишь, кому-то я нравлюсь, кто-то находит меня привлекательной, кто-то меня хочет. Не проронив ни слова, Джеральд ответил мефистофельской зловещей улыбкой и пожал юноше руку.

Каждое утро, гуляя по пляжу, Урсула прикидывала, что будет, если забрать девочек из престижных любимых школ, увезти из этого дома, с этого берега, далеко от отца. Один раз она чуть было не осуществила свой план: бросила перепечатывать «Гамадриаду» и написала Джеральду длинное прощальное письмо. Но потом порвала его и положила унаследованные деньги на общий с мужем счет. Она не ушла, но отложила побег на будущее и, отчасти поэтому, записалась на курсы истории искусств в Открытом университете.

«Гамадриада» получила восторженные отклики, многие знаменитости называли ее «книгой года». Она номинировалась на «Букера», и Урсула ходила вместе с Джеральдом на Букеровский ужин. Если Джеральд и был разочарован тем, что премия ему не досталась, он этого не показал. Фредерик Киприан с грохотом отодвинул стул, поднялся из-за стола, постоял минуту и шумно, назло всем, вышел, но Джеральд только плечами пожал. Журналист поинтересовался у Кэндлесса, что он чувствует. И верно ли, что ему предлагали изменить конец, но он отказался?

Джеральд умел напускать на себя важность.

— Подобно Понтию Пилату и Стриндбергу,[17]— заговорил он, — я ответил им: «Что я написал, то написал».[18]

— Наверное, вам следовало прислушаться к их совету, — настаивал журналист.

— А вам бы следовало вернуться к темам, в которых вы больше смыслите. Как насчет травки и рока?

Одна сцена в романе привлекла внимание Урсулы, когда она перепечатывала текст. Юная девушка, подруга героини, списанной с Сары и Хоуп, заигрывает с человеком старше себя, и тот ее отвергает. По характерным оборотам речи она узнала Джеральда и Полин, его сухой юмор и ее наивные банальности. Это было жестоко, Урсула боялась, что Полин прочитает книгу и узнает себя или кто-то из знакомых ей скажет.

Хотя опасаться нечего. Полин тогда ничего не читала. Весной умер ее отец, свадьбу отложили, а когда была назначена окончательная дата, она написала Джеральду и попросила его быть посаженным отцом. Сара, которой исполнилось шестнадцать, сказала: противно, что женщину полагается «выдавать», словно корову или мешок пшеницы, но Джеральд только усмехнулся и принял приглашение:

— Почему бы нет? Это мой единственный шанс. На вас, мои эмансипэ, надежды никакой. Вы скорее меня выдадите.

За этим, разумеется, последовали объятия и страстные клятвы. Впрочем, Саре и Хоуп пришлась по душе роль подружек невесты: они нарядились в розовое и лиловое, а маленькую дочку Яна одели в сиреневое. В пастельные тона, как выразилась Хелен. Свадебная фотография даже попала в газеты благодаря Джеральду — он как раз переработал «Гамадриаду» в сценарий, и фильм под названием «Девчонка» только что показывали по телевидению. Полин была в восторге. За свадебным ужином, изрядно выпив шампанского, она бросилась ему на шею и провозгласила Джеральда лучшим дядей на свете. Все было прощено — или, по крайней мере, забыто.

Урсула прилежно изучала историю искусств, ездила во Флоренцию в галерею Уффици и в Мадрид в Прадо. После медового месяца она почти не бывала за границей, вообще редко отлучалась из дома. Джеральд не любил поездки, незнакомые места, толпу. Мы и так живем у моря, зачем нам куда-то ездить, говорил он. Правда, в ту пору он начал кататься в рамках рекламной кампании в Соединенные Штаты, Канаду, а один раз на четыре дня — в тогдашнюю Западную Германию. Урсула поехала с ним в Берлин — хотелось посмотреть на Стену. Но когда Роберт Постль предложил отправиться с Джеральдом в Нью-Йорк, Вашингтон и Чикаго, а потом в Канаду, отказалась. Джеральд молча повернул голову, смерив ее взглядом.

— Не любишь летать? — спросил Роберт Постль.

— Смотря с кем, — ответила она.

Редактор подумал, что она про авиакомпанию, но Джеральд все понял. В его глазах промелькнула догадка и еще кое-что, что заставило Урсулу вздрогнуть: Джеральд был доволен. Ему нравилось, когда она огрызалась. Он наслаждался ее неприязнью — хороший способ развеять скуку. Повернувшись к мужу спиной, Урсула холодно пояснила Роберту, что не сможет надолго оставить детей. Сара не настолько взрослая, чтобы присматривать за сестрой.