Болотистость участка подавалась не как недостаток, а как достоинство, позволявшее демонстрировать приемы земледелия в разных природных условиях. Разнообразие рельефа, наличие прудов и реки Жабенки позволяло развернуть такие отделы, как мелиорация, гидротехника, рыболовство, добыча торфа.

Кукушкин предлагал разместить выставку на трех связанных между собой участках. Первый составляла все та же долина Жабенки (примерно 140 гектаров), где можно было развернуть экспозиции национальных республик, а также павильоны гидротехники, механизации сельского хозяйства, мелиорации, промышленности. Здесь же располагалась главная площадь, куда попадали посетители с Октябрьской железной дороги, Дмитровского шоссе. Оттуда открывалась прекрасная панорама выставки. Средняя часть (примерно 40 гектаров) лежала у Академического пруда, где должна была появиться зона отдыха и физкультуры. Последняя, западная часть (примерно 20 гектаров) отводилась под пасеки, экспозиции плодоводства, растениеводства. Вдоль Окружной дороги размещались строения животноводческого отдела. При этом отходы животноводства могли вывозиться на примыкавшие поля.

Сильная растянутость территории также оценивалась как вполне оправданная, поскольку создавала естественное деление на самостоятельные отделы, хорошо ориентировала посетителя и не создавала тесноты. Вновь главным доводом в пользу долины Жабенки стала возможность эффективного использования построек выставки после ее закрытия – в качестве прекрасных лабораторий, опытных участков и музеев для десяти втузов и научно-исследовательских институтов, расположенных в учебном городке академии[154].

Вновь подчеркивалась прекрасная обеспеченность транспортом – четыре железные дороги окружали участок со всех сторон. Движение городского транспорта могло осуществляться как по Ленинградскому, так и Дмитровскому шоссе.

И все-таки даже этот, новый вариант был сочтен неподходящим. Рассмотрев его достоинства и недостатки, специалисты 4-й архитектурно-планировочной мастерской Моссовета, активно занимавшиеся выбором участка для выставки, дали отрицательное заключение. Причинами стали сильная растянутость, сложный рельеф, трудности организации внутривыставочных сообщений. В заключении отмечалось, что соседство с академией, помимо достоинств, имело и недостатки, так как согласование ее бессистемно разбросанных построек со строгой планировкой выставки представляло собой неблагодарную задачу.

В противовес отвергнутому варианту специалисты той же 4-й мастерской предложили новый участок для выставки – на сей раз в Останкине. После недолгих обсуждений, в ходе которых его точное местоположение несколько раз сдвигалось в разных направлениях, именно он был выбран в качестве территории для Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Вследствие этого усилия московских архитекторов сосредоточились на застройке ведущего к Останкину радиуса – 1-й Мещанской улицы и Ярославского шоссе.

А Дмитровское шоссе после недолгого всплеска внимания к его реконструкции вновь вернулось в ряды второстепенных с градостроительной точки зрения магистралей.

Вытянувшая счастливый билет 1-я Мещанская улица, ставшая главной транспортной артерией, ведущей к будущей выставке, быстро реконструировалась. За несколько лет она получила столь парадный, представительный вид, что в 1957 году была удостоена высокого звания, сделавшись частью нового проспекта Мира. Заодно со строительством новых зданий на 1-й Мещанской быстро развивалась и транспортная инфраструктура – перекладывались трамвайные пути, открывались автобусные маршруты.

А неудачливое Дмитровское шоссе сравнительно долго оставалось не охваченным маршрутами городского общественного транспорта. Считалось, что проходящей невдалеке трамвайной линии вполне достаточно для перевозок местного населения. Правда, в конце 20-х годов по шоссе пару раз в день проползал автобус, но он работал на пригородном маршруте, связывавшем Москву с большим селом Рогачевом, и внутригородские перевозки не обеспечивал. Лишь в 1932 году шоссе получило собственный автобусный маршрут – № 20, следовавший через Верхние Лихоборы до станции Лианозово. В 1937 году к нему прибавился № 32 – от площади Свердлова до ТСХА, а потом и до Научного автотракторного института (НАТИ).

Несколько лучше обстояли дела с троллейбусом – Дмитровский радиус получил его третьим в Москве – после улицы Горького и улицы Коминтерна – Арбата. Но маршрут № 3 шел лишь до конца Бутырской улицы и на само шоссе не попадал.

Война спутала всю складывавшуюся транспортную сеть столицы. Большая часть автобусных маршрутов была отменена, и после Победы их прокладывали заново, без учета прежних номеров. На Дмитровском шоссе преемником автобуса № 32 стал № 87, а вместо 20-го маршрута появился № 63, изначально следовавший до поселка при Северной водопроводной станции. В 1961 году маршрут разделился надвое: автобусы до Северного поселка получили пригородный № 263, а сам 63-й стал ходить до поселка Вагоноремонт.

В начале 60-х годов массовое строительство в Дегунине и Бескудникове мгновенно изменило транспортное значение Дмитровского шоссе. По нему прокладывались все новые автобусные маршруты – № 149, 167, 194, доставлявшие новоселов к ближайшим станциям метро «Новослободская» и «Белорусская». В 1966 году над шоссе появились провода контактной сети троллейбусов маршрутов № 47 и № 56. Причем сначала оба маршрута не позволяли жителям новых районов попасть в центр города без пересадок: конечным пунктом 56-го был Белорусский вокзал, 47-го – метро «Динамо». Недостаток исправили быстро – был произведен обмен между маршрутами № 29 и № 47. Первый вместо «Маяковской» стал ходить до «Динамо», а к «Маяковской» направился 47-й.

За путепроводом, переброшенным через пути Октябрьской железной дороги, лежит, пожалуй, один из самых скучных участков Дмитровского радиуса. В 1929–1955 годах этот отрезок, заключенный между пересечениями с Октябрьской и Окружной железными дорогами, именовался Нижне-Дмитровским шоссе. Возможно, происхождение этого названия связано с лежавшей поблизости деревней Нижние Лихоборы. Выделение этого участка было совершенно искусственным, нумерация домов сохранялась единой вдоль всего шоссе, и потому включение Нижне-Дмитровского в состав Дмитровского шоссе особых проблем не вызвало.

Вплоть до середины 50-х годов местность вдоль Нижне-Дмитровского шоссе была вполне сельской – вокруг лежали пашни и огороды. Тем удивительнее было появление в 1934 году амбициозного проекта сооружения здесь обширного квартала многоэтажных жилых домов.

Какая необходимость имелась в их строительстве на глухой окраине, в отдалении от городских инженерных сетей, сегодня сказать трудно. Но, очевидно, у заказчиков – треста «Мясохладострой» и 1-го деревообделочного завода – имелись определенные соображения на сей счет. Новая застройка должна была занять всю площадь трапеции, ограниченную с запада Дмитровским шоссе, с юга 3-м Нижнелихоборским проездом, с востока и севера – Савеловской и Окружной железными дорогами. Согласно эскизной планировке, выполненной архитектором 7-й архитектурно-проектировочной мастерской Моссовета М. И. Рязановым, по периметру жилого массива должны были вырасти шесть больших зданий. В самом эффектном, своим полуциркульным фасадом замыкающем северо-западный угол квартала, предполагалось разместить клуб и столовую. Во дворе размещались детский сад и ясли, небольшой стадион[155]. Однако к первой очереди строительства были отнесены более утилитарные постройки – баня, прачечная и пятиэтажный жилой дом (их спроектировал все тот же Рязанов). Жилой дом, числившийся тогда под № 84–86, а ныне № 54 корпус 1 подвели под карниз в 1936 году[156]. Его внешний облик оставляет странное впечатление. Над первым этажом, трактованным как цоколь, на высоту двух этажей поднимаются какие-то подобия пилястр. Их присутствие лишено всякой архитектурной логики, поскольку они не пытаются даже имитировать какую-либо работу. Они не поддерживают ничего, хотя бы легкого карниза. А верх вообще оставлен без обработки – его украшают лишь маленькие полукруглые балкончики на четвертом этаже. Видимо, как это обычно бывало, финансовые затруднения заставили заказчика уже в ходе строительства удешевлять проект путем упрощения отделки. Дальнейшее строительство было вовсе прекращено, и дом № 84–86 еще двадцать лет одиноко торчал среди сельских домиков и деревянных бараков.