17 июня 1943 года от «Вертера» поступило новое сообщение: «Наступление на Курск, которое взвешивалось немецким командованием до конца мая, сейчас кажется более рискованным в связи с тем, что русские с 1 июня сконцентрировали в районе Курска такие большие силы, что немцы не могут больше рассчитывать на свое превосходство».

Четыре дня спустя он информировал: «Главное командование сухопутных сил проводит перегруппировку армий группы Манштейна. Целью перегруппировки является создание угрозы флангам Красной армии на тот случай, если она предпримет наступление из района Курска на запад – в направлении на Конотоп». Эти сообщения должны были создать у советского командования впечатление, будто немцы отказались от наступления на Курский выступ и, наоборот, выжидают начала наступления Красной армии.

Кампания дезинформации продолжалась и в ходе самого сражения. 4 июля «Вертер» доносил: «Допустить дальнейшую концентрацию советских войск западнее и юго-западнее Курска для немцев невозможно, так как наступление русских на этом участке означает угрозу всему центральному фронту. Если это готовится наступление, немцы должны начать превентивное наступление, чтобы предупредить удары Красной армии еще до того момента, как они обрушатся на немецкие позиции во всем центральном секторе, принудив к оборонительным действиям 3-ю и 4-ю танковые армии».

Данное сообщение призвано было убедить советское командование, что вермахт может перейти в наступление на Курск только тогда, когда получит явные признаки готовящегося советского наступления, т. е. еще через какое-то время – спустя несколько дней или даже недель. А между тем до начала германской атаки на Курск оставались считаные часы. Правда, Радо смог передать сообщение «Вертера» в Москву только 7 июля, когда Курское сражение уже шло полным ходом.

Была тут и еще одна дезинформация. «Вертер» упомянул немецкую 3-ю танковую армию, будто бы оборонявшуюся против курского выступа на стыке с 4-й танковой армией. В действительности же эта армия действовала на северном крыле группы армий «Центр», в районе города Белый.

6 июля «Вертер» доносил: «Приказа о превентивном наступлении немецкой армии не было к тому моменту, когда Красная армия 5 июля ответила массированным контрударом на частное наступление немцев в районе Томаровки, которое произошло 4 июля силами одной-двух дивизий и имело целью провести глубокую разведку в связи с тем, что немцы опасались развития событий между Великими Луками и Дорогобужем. Установив объем наступательного удара Красной армии между Харьковом и Курском, командование приказало начать наступление двумя армиями в секторе Курска. 6 июля немецкое командование рассматривало бои все еще как оборонительные и постепенно вводило в сражение новые резервы, главным образом через Харьков, Лебедин, Конотоп». Здесь опять четко прослеживается стремление убедить Москву в ограниченном масштабе начавшегося немецкого наступления, будто бы носящего даже «оборонительный» и «превентивный» характер. И уж совсем загадочно объяснение предпринятой Манштейном разведки боем у Томаровки желанием рассеять опасения за фронт от Дорогобужа до Великих Лук, т. е. в полосе совсем другой группы армий – «Центр». Но Радо передал эту информацию в центр только четыре дня спустя, когда не осталось уже никаких сомнений, что под Курском происходит генеральное наступление вермахта.

7 июля «Вертер» настаивал, что Главное командование сухопутных сил (ОКХ) «сегодня начало решительное наступление против курской группировки Красной армии с целью окружить Курск. Введены в действие все силы 4-й танковой армии и часть сил 3-й танковой армии, которая сейчас концентрируется полностью на брянском направлении». Упоминание 3-й танковой армии в данном случае должно было только запутать советское командование. Ведь эта армия, повторю, в действительности не только не участвовала в наступлении на Курск, но и располагалась не в районе Брянска, а значительно севернее – в районе Белого.

После того как немцы стали сомневаться в эффективности поставлявшейся через группы Шандора Радо дезинформации (не может быть, чтобы за два года противник не понял, что ему поставляют ложные сведения), они добились от швейцарских властей ареста советской агентуры. К концу ноября 1943 года были арестованы все радисты группы, и связь с Москвой оборвалась навсегда. Больше советская разведка не располагала источниками стратегической информации из Германии.

Итак, «Люци» снабжал Радо, а через него Москву тщательно подготовленной дезинформацией. Британская «Энигма», вопреки мнению Судоплатова, никакого отношения к нему не имела. Ведь англичане перехватывали подлинные германские радиограммы и не стали бы снабжать своего союзника ложными сведениями. Можно, конечно, допустить, что какая-то из германских спецслужб (либо абвер, либо внешняя разведка РСХА, которую возглавлял Шелленберг) использовала Ресслера «втемную». Но верится в такое с трудом. Ведь «Люци» очень скоро должен был задаться теми же вопросами, что и Радо в мемуарах: каким образом берлинские «друзья» могут передавать такой большой объем информации по радио, но не бывают при этом запеленгованы? Мысль Радо о том, что кто-то из агентов пользовался служебной радиостанцией, может вызвать только улыбку. Радиограммы ведь еще надо было шифровать. Интересно, в каком германском министерстве или штабе шифровальщик покорно шифровал бы донесения, адресованные неприятельскому командованию, ничего при этом не заподозрив? Единственно верный вывод, к которому должен был бы очень скоро прийти Ресслер, заключался в том, что агенты работают с ведома и по поручению германских разведывательных органов, предоставивших им штатные радиостанции. Но раз «Люци» продолжал регулярно кормить Москву (а равно Берн, Лондон и Вашингтон) ложными сведениями, приходится сделать заключение, что он сам был двойным немецким агентом и вступил в контакт со швейцарской, советской, британской и американскими разведками под контролем абвера, гестапо или службы Шелленберга.

В свете этого предположения становится понятно, почему «Люци» никогда не называл подлинных имен и должностей своих агентов. Соображения секретности, направленные на то, чтобы избежать их провала, думаю, тут были ни при чем. В Москве ведь прекрасно знали биографии Харнака, Шульце-Бойзена и других членов германской ветви «Красной капеллы», но отнюдь не это, а пеленгация радиопередатчиков, использовавшихся агентами, и арест радистов, выдавших шифры, привели разведчиков-антифашистов к гибели. Ресслер, по всей вероятности, не называл своих агентов, потому что Москва или Лондон смогли бы тогда послать своих людей в Германию, чтобы попытаться связаться с этими людьми напрямую, и игра, которую вели германские спецслужбы, была бы сорвана.

Самое удивительное, что по крайней мере в Москве данным «Люци» безоговорочно доверяли. Это следует из мемуаров как Радо, так и Судоплатова. Дело тут, наверное, в том, что советская войсковая разведка вплоть до конца 1943 года, да и позднее имела очень неполные представления о силах вермахта, находящихся на Восточном фронте. «Языков» и документов, которые могли бы раскрыть группировку противника, захватывалось слишком мало, а радиоразведка из-за низкой технической базы и нехватки квалифицированных переводчиков с немецкого не могла поставлять сведения о противнике в необходимом объеме и с требуемой оперативностью. Также и авиаразведка не давала нужной информации, как из-за господства люфтваффе в воздухе, так и из-за низкой квалификации пилотов и летчиков-наблюдателей.