— Что?

Иногда от судьбы не уйдешь. Иногда Господу Богу все равно.

— Мы работаем над делом вашей дочери, сэр.

Майкл Гивенс стоял, засунув руки в карманы брюк, и явно не знал, что еще можно сказать.

— Что вы о ней думаете? — внезапно поинтересовался он.

— Я думаю, что ваша дочь…

— Нет, я имею в виду Нэнси Грейс. Она хочет, чтобы мы пришли на телевидение и рассказали о Ханне. Говорит, что это поможет найти нашу дочь. Моя жена согласна, она сказала, что мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы помочь Ханне. Но, по правде говоря, мне не нравится эта идея. В том, как ведет себя и как держится эта женщина, есть что-то такое, что вызывает у меня дурные предчувствия. Если мы выступим по телевидению, как вы думаете, может это вынудить человека, который похитил Ханну… причинить ей вред?

Дарби сказала ему правду.

— Я не знаю.

— А как бы вы поступили на моем месте?

— Я думаю, вы должны сделать так, как считаете правильным.

— Что вы думаете об этой женщине, Нэнси Грейс?

— Лично я полагаю, что ее заботит единственно рейтинг ее самой и ее передачи.

— А вы откровенны. Я рад этому. Вы бы наверняка подружились с Ханной. Спасибо вам, мисс МакКормик.

Отец Ханны повернулся, но не спешил открывать дверь.

— Она — наш единственный ребенок. У нас больше не может быть детей. Просто чудо, что она появилась. Не знаю, что мы будем делать, если… Верните мою девочку домой, ладно?

Он слепо нашарил дверную ручку и неуверенно перешагнул порог, позабыв закрыть за собой дверь. Майкл Гивенс опустился на диван рядом с женой и уставился на телефон, мысленно приказывая ему зазвонить.

Кит Вудбери, завладев аудиокассетой, начал с того, что перевел запись в формат .mp3 файла, который переписал на компакт-диск.

Когда Дарби слушала запись в первый раз, ей пришлось извиниться и выйти из комнаты. Она выскочила наружу, на свежий воздух, и несколько раз прошлась вокруг здания, чтобы избавиться от холодного и липкого отвращения, которое, казалось, проникало в душу.

Второй раз оказался ничуть не легче первого, но теперь, преодолев начальный шок, Дарби заставила себя вслушиваться в запись, стараясь не замечать стонов и криков женщины. Она пыталась разобрать фоновые шумы. Возвращаясь в город, Дарби вновь прокрутила диск у себя в машине.

Дженнифер Сандерс кричала от боли, захлебываясь слезами и умоляя мужчину прекратить мучить ее. А тот лишь рычал и кряхтел от удовольствия. Иногда смеялся. Но не говорил ни слова. Если бы он сказал хоть что-нибудь, быть может, сестра Дингла смогла бы опознать брата по голосу. По крайней мере, тогда бы Дарби точно знала, что мужчина на пленке — это действительно Сэм Дингл.

Поток машин, возвращавшихся в Бостон, двигался невыносимо медленно. Кажется, впереди ремонтировали или расширяли участок дороги. Дарби свернула на первом же повороте. Мысли ее были заняты звуками, доносившимися из динамиков в ее автомобиле. Больше она ничего не слышала. Пленку непременно должен прослушать и обработать эксперт, а на это уйдет несколько месяцев.

Полчаса спустя она обнаружила, что колесит по микрорайону Бэк-Бэй. В тени здания «Пруденшл-центр» притаилась церковь Троицы, одна из старейших в Бостоне. На Рождество, сколько Дарби себя помнила, мать всегда приводила ее на Коупли-сквэар, чтобы принять участие в веселых песнопениях со свечами. Иногда к ним присоединялся церковный хор.

Дарби заметила пустое место у тротуара и, не раздумывая ни мгновения, подъехала к нему и заглушила мотор. Над шпилем башни «Пруденшл-тауэр» умирал дневной свет.

Католическая церковь — зловещее место. Грех и спасение. На стене позади алтаря была укреплена статуя Иисуса Христа в полный рост, распятого на кресте. В неярком, тусклом свете Дарби разглядела нарисованные краской капли крови, сбегающие из-под тернового венца на голове и из ран, оставленных вбитыми в руки и ноги гвоздями.

Первая церковь, построенная в тысяча семьсот тридцать третьем году, сгорела во время Большого бостонского пожара тысяча восемьсот семьдесят второго года. Архитектор Г. Г. Ричардсон восстановил ее в стиле, ставшем впоследствии очень популярным и воплотившемся во многих зданиях в Европе: массивные башни из темного камня с черепичными крышами и высокие арки. Витражные стекла за алтарем всегда производили на Дарби незабываемое, почти гипнотическое впечатление. Она заметила картину из цветного стекла «Давид напутствует своего сына Соломона», созданную в тысяча восемьсот восемьдесят втором году Эдвардом Берн-Джонсом и Уильямом Моррисом.

Дарби опустилась на скамью, думая о том, сколько поколений людей сидели до нее на этом самом месте и молились Господу в минуты отчаяния или страха. Господи Иисусе, услышь меня, мой сын болен раком. Пожалуйста, помоги ему… Святая Мария, Матерь Божья, убереги детей моих от всякого зла и напастей. Пожалуйста, сделай так, чтобы с моей семьей не случилось ничего плохого… Помоги мне, пожалуйста, Господи. Иисус Христос, пожалуйста, помоги мне…

Услышал ли Господь их молитвы? Слушал ли Он их вообще? И если слушал, то как выбирал, кому помочь? Просто так, наугад? И было ли Ему какое-то дело до них?

Ходили ли погибшие девушки в церковь?

Дарби опустила рюкзак на скамью рядом с собой и достала из него отчет об убийстве Эммы Гейл. Она принялась перелистывать страницы, подсвечивая себе карманным фонариком.

Эмма Гейл родилась в семье католиков и воспитана была тоже в католической вере. Каждое воскресенье она ходила на мессу с отцом. Так, а Джудит Чен? Она тоже была католичкой. Ее соседки по комнате не знали, ходит ли она в церковь.

Дарби набрала номер квартиры Ханны. На звонок ответил Майкл Гивенс.

— Какую религию исповедует ваша дочь?

— Мы воспитали ее в католическом духе, — ответил отец Ханны. — Собственно, заслуга в этом принадлежит моей жене. Я отношусь к этому вопросу достаточно прохладно.

— А что по этому поводу думает сама Ханна?

— Она ходила на все церемонии с матерью, но не думаю, что она искренне верила в них.

— Вы не знаете, Ханна когда-нибудь посещала католические богослужения в Бостоне или его окрестностях?

— Одну минуточку.

Майкл Гивенс отошел от телефона, чтобы посовещаться с женой. Трейси Гивенс что-то ответила мужу, а потом взяла трубку сама.

— Ханна вот уже некоторое время не посещает церковь. Мне это не слишком нравилось, но дочка никогда не боялась открыто говорить то, что думает. Она и раньше-то не была особенно религиозной, а то, что еще оставалось от ее веры, окончательно испарилось после того ужасного скандала на сексуальной почве, который здесь разразился. Вы, конечно же, понимаете, о чем я говорю: священники занимались растлением несовершеннолетних, а кардинал — не помню его имени — покрывал их.