— Культура (как разумное поведение, основанное на взаимоуважении) и искусство (игра и красота) наделяют социальную стихию общежития статусом бытия. Благом, как сказал Платон. Где художник, в отличии от обывателя (работник небытия, дитя стихии) обретает статус творца прекрасного. Хищник использует игру как наживку. Игра в вежливость позволяет хищнику мимикрировать под невинную овцу и превратить (на время игры) оскал в улыбку. Постепенно вырабатывая у себя социальный навык — культуру поведения. Снижая свою токсичность. Обыватель мимикрирует под хищника, компенсируя трусость грубостью. Повышая свою токсичность и отравляя окружение. Художник становится всеблагим, снижая токсичность до нуля через безупречность.

— Ангелом воплоти? — растерялась ученица, посмотрев на него другими глазами.

— Более того — повышает благо своё и окружения, создавая разумное и вечное!

Официантка принесла другие два блюда и забрала тарелки с недоеденной едой.

— А ты не хотел бы передать людям свои познания? — неожиданно спросила его ученица.

— Каким это образом? — не понял Аполлон.

— Ну, скажем, баллотироваться в президенты. И установить тут порядок, как на планетах высшего типа.

— Как на той планете, откуда я к вам сейчас явился? Да кто же меня тут станет слушать? — критически усмехнулся он. — Люди будут пропускать эту информацию мимо ушей, наивно считая, что я рассказываю им какую-то фантастику. Вот и всё. Люди к этому ещё не готовы экзистенциально. Да и сама элита. Они всё ещё наивно верят во власть, в деньги. И рвутся наверх, чтобы обрести и то и другое. А мне это всё уже давным-давно не интересно. Я живу не когда-то потом, а в Настоящем Моменте — чтобы всем этим наслаждаться. А не изнывать от скуки в коридорах власти, постоянно готовясь к очередному заседанию. Это слишком утомительно. Да и что я за это получу? Всеобщую ненависть и сальные анекдоты про меня на кухнях? Тем более что сразу же придётся произвести основательную чистку всей номенклатуры. Они меня за это возненавидят! Ты думаешь, Сталина любили при жизни? Только простой народ. Для его окружения это был просто Коба. То есть — объект для насмешек. Это теперь он для всех — кумир поколений, а тогда его воспринимали как того, кто мешает им продвигаться во власть «по головам» и воровать из бюджета деньги. Вот и всё. И меня ждёт та же самая участь, если я стану мешать их брачным играм. Пока я был помоложе и понаивней, я хотел возглавить страну, но теперь — нет. Извини.

— Жаль, — искренне вздохнула ученица. — Так хотелось бы, чтобы эта планета перестала быть свалкой для интеллектуального мусора, а стала бы одной из высших! Вот бы её преобразовать!

— Не думаю, что эти бесы, — обвёл Аполлон взглядом сидящих вокруг них бандитов всех мастей, — разделяют твою точку зрения. Их и так здесь всё вполне устраивает. Тем более что большую часть из них пришлось бы сослать на отдельный континент. А кто этого захочет? Оно мне надо? Ради чего, наивных лохов? Пусть поумнеют и сами организуют тут тот миропорядок, который я опишу им в своих книгах.

— Жаль, — снова вздохнула ученица.

— К тому же, чтобы трансформировать всю планету одним махом, мне пришлось бы сотворить не «Социализм в отдельно взятой стране», а стать «Председателем земного шара», как мечтали «Обериуты». Но как ты себе это представляешь?

— Я? — оторопела ученица. — Вообще никак.

— К тому же, это запрещено законом этого мироздания. Или ты думаешь, почему Христос говорил своим ученикам: «Богу богово, а кесарю кесарево»? Как раз потому, что ему по законам галактики никак нельзя было ни возглавлять бунт против действующей власти, ни становиться во главе её. Как наивно думали те, кто в день распятия повесил ему на грудь табличку с надписью «царь». Наивно думая, что Он претендовал на трон, раз постоянно говорил ученикам о каком-то царстве истины и справедливости.

— Царствии Божием? — вспомнила она.

— Царстве богов, которыми нужно вначале ещё стать. Хотя бы — откатав с месяц Сизифов камень. Для того чтобы начать понимать то, о чём Он толковал своим ученикам.

— Но уже не на словах, как книжники и фарисеи, а на своей шкуре, — поняла ученица, — экзистенциально!

— Вот и я постепенно понял, что массы тут слишком темны и необразованны. Люди к этому ещё не готовы. Возможно, лет через пятьсот я и попробую им помочь, но пока ещё слишком рано. Извини.

— Это ты меня извини, — потупилась ученица и прижалась к нему. Как к Учителю. — Я-то наивно думала, что тебя интересует исключительно моё тело. А не Спасение моей души. С этой планеты.

— Да, все мы тут разные. И ты тоже не с этой планеты. Я это сразу увидел.

— А кто я? — загорелись у неё глаза.

— Об этом ты должна узнать сама, — снисходительно улыбнулся Аполлон. — Спрашивая, никогда не узнаешь. Иначе потом и сама в этом будешь сомневаться, наивно думая, что тебе «ездили по ушам», желая поиметь и кинуть. Как лошицу. Пока ты сама не станешь хотя бы ангелом воплоти, ни одна из высших истин тебе не откроется. Ни один архангел тебе их не даст. Или ты думала, что это я тут такой умный? Есть ребята, — посмотрел он вверх на Летучий Корабль, — которые поумнее нас всех будут. Они и трансформируют эту планету, как только придёт её время.

— Но — когда?

— Как только настанет «Судный день!» — громогласно объявил он, активировав навык Крика.

— «Судный день»? — испугалась ученица, увидев, что бесы на них оглянулись.

— Как только я издам тут «Летучий Корабль», — улыбнулся Аполлон над её реакцией. — Чтобы все, даже бесы, прочитав её, смогли бы поголовно стать ангелами воплоти! И выйти по амнистии. А это не только возможно, но именно так уже и было на тех низших планетах, которые тоже до этого были точно такими же, как и эта. Ведь я тоже, как и все Творцы, делаю тут одно и тоже. Как сказал один мудрец: «История ходит по кругу», заметив это на себе.

— И что же ты тут всё это время делал, искал меня? — улыбнулась ученица, орудуя ложкой.

— Создавал прообраз «Летучего Корабля». Или кто, по-твоему, создал тут «Божественную комедию»?

— Данте.

— А кем тогда была ты, вдохновившая меня на этот труд? — склонил он голову набок.

— Беатриче?

— Кто бы мог подумать, да? — улыбнулся Аполлон. — Моя история так и водила меня по кругу, как заключённого (в твои объятия), пока я не переделал Землю в планету-тюрьму. Обнаружив тут архидемонов, пока создавал «Божественную комедию», которые мешают теперь преступникам выйти