Через секунду я услышала, как со звоном разбился стакан, еще через десять, в течение которых не могла пошевелиться от сковавшего тело страха, я затылком почувствовала, как кто-то вошел в комнату, и тут же Лерин голос, заставив меня похолодеть, произнес:

— Зачем ты это читаешь?

Руки затряслись, выронив ежедневник, я, дрожа, обернулась: Малинова держала в руках нож, с которого стекало что-то красное. О боже! Света, похоже, мертва. Настал мой черед. Я рефлекторно сделала шаг назад, а она приблизилась, прошипев:

— Зачем ты читала ежедневник?

У меня не было ответа. Я зажмурилась, чтобы не видеть, как нож вонзится в мою грудь, но внезапно дверь в комнату, скрипнув, открылась, и я удивленно обратила к ней взор. Кто мог прийти, когда все, кроме нас, уже мертвы?

На пороге предстал… труп Кеши, вместо груди у которого было сплошное кровавое месиво. Он улыбнулся мне окровавленным ртом и сказал:

— Привет.

Это было слишком. Голова закружилась, и я лишилась чувств.

Перед тем как открыть глаза, я тщательно обдумывала ситуацию, в которую попала. Сначала я проанализировала положение, в котором пребывает мое многострадальное тело — я с откинутой назад головой сидела на стуле. Спасибо, хоть на полу не оставили. Да и связанными мои конечности вроде не были. То есть я могла это уточнить, попробуй я пошевелиться, но это привлекло бы внимание похитителей. А в том, что теперь преступники похитили и меня, не осталось сомнений. Даст бог, и я увижусь со своими друзьями. И дай бог, чтобы они были живы и целы.

Итак, я была права: Лера и Кеша действовали вместе. И Фелициану, видимо, убил не Морозов, а они, в тот момент, когда отправились искать ее вместе с металлистом. Отключив обоих, одну они запихнули в работающий автомобиль (по везению, Альберт забыл закрыть ворота и оставил ключи в замке зажигания), другого повесили на дереве, предварительно удушив. Только зачем они прятали трупы? Зачем Александров инсценировал свою смерть? Или он впрямь умер? Столько было крови! «Так вот зачем крали тела мертвецов! — осенило меня. — Они выпускали им кровь, собирая ее в колбу, чтобы потом оба могли разыграть сцену своего умерщвления…»

— Господи, ну и фантазия! — прервал поток моих лихорадочных мыслей веселый голос москвича-баскетболиста. Пора идти к психиатру, пусть меня отучат наконец проговаривать все свои мысли вслух! — Собирать трупы, чтобы выпустить им кровь… Как вам, ребят?

— Юль, кровь у мертвяков сворачивается, — просветил преступник голосом… Паши. — Ее невозможно слить в колбочку. Если только сразу же, пока человек умирает, слить в герметичный сосуд и хранить его в строго определенных условиях, при нужной температуре… Тогда в принципе можно.

— Невероятно, — продолжал негодовать зарезанный Александров, — даже когда меня убили, она не перестала меня подозревать! — Но по голосу все же слышалось, что, даже возмущаясь, он все равно широко улыбается.

— Перестала! — возразила я и открыла глаза. — После того как ты спас мне жизнь, я перестала тебя подозревать! Так что не убивай меня, ладно?

— Нет, ну вы посмотрите! Опять! — Заливистый смех этого человека заставил меня порадоваться жизни, несмотря на то, что смеющийся был мертв. Вот ведь я странная, да? Продолжать любить его даже после его смерти. Но это как-то противоестественно, если он покойник, почему он ходит, смеется, обижается?

Ладно, отвлечемся от Иннокентия. Я сидела на стуле в центре столовой. Все мои друзья стояли рядом со мной, все были живы и невредимы, только у Паши наличествовала пара царапин на лице и ссадина на макушке. Лера сидела за столом в самом дальнем углу и самозабвенно плакала, отвлекшись от реальности. Сам Александров (опять я к нему вернулась! Вот не могу без него) облюбовал стул через один от Валерии и пялился на меня.

— А Свету? Свету задержали? — запоздало опомнилась я. — А то она может напасть на кого-нибудь!

— Задержали, задержали, — закивал Женька.

— И все благодаря Жеке! — счастливо заверил меня Самойлов, обнимая друга за плечи.

— Да ладно… — смутился тот.

Катя вставила:

— И Паше жизнь спас. А со Светкой сейчас толкуют сотрудники полиции в своем фургончике на стоянке.

— Дорогу открыли! — неимоверно обрадова-лась я. Как же мне опостылело это место! На-конец-то я смогу уехать домой! Питер, я тебя, конечно, люблю, но дома всегда лучше, чем в гостях. Домой! Домой! К маме и папе! — Скажите мне, милые друзья, — хоть обращалась я к ним, но глаз не сводила с мертвяка Кеши. — Вот он, он жив или мертв?

Все засмеялись.

— Ну а как ты думаешь? — с издевкой спросила меня Катя. — Попробуй мыслить логически, как я тебя учила.

— Ну… Я видела его бесповоротно мертвым. В море собственной крови вон в той комнате. Но сейчас он, по-моему, больше жив, чем мертв.

— Это верно. Я тоже, когда увидела тело возле кровати, все в крови, так же, как и ты, решила, что Александрова убили. Но потом… Помнишь, когда я испачкала ладонь о стену? Ты еще визжала, мол, не дотрагивайся до меня, не дотрагивайся!

— Забудешь, как же!

— Вот. Ты отправилась в комнату индейца, а я пошла мыть руки, но, поднеся пальцы к носу — а ты помнишь про мой чуткий нюх, — ощутила запах фасоли (я еще ругалась, когда баночка исчезла) и томатной пасты (пропажи единственной, хоть и довольно большой банки в дальнем краю нижней полки холодильника никто почему-то не заметил). Наш великий химик смешал соус из банки красной фасоли с томатной пастой, добавил воды, и дело в шляпе!

Иннокентий сидел, широко расставив ноги, и улыбался, явно собой гордясь.

— Я малек перетрудился, — подмигнул он нам доверчиво, — жидкости получилось чересчур много, зато зрелище вышло эффектным, никто не удосужился проверить, точно ли я помер или есть надежда. На то мы с Жекой и рассчитывали.

Сам Жека кивнул ему с таким видом, словно они дружили по меньшей мере лет двести.

— Блин, вот знала я, что ты специально пропал! — похвастала я своей проницательностью.

— Да, так и было. Выследить убийцу я мог, только исчезнув. Затем мне понадобилась помощь Кешака, и, когда ты ожидала его за столом, делая вид, что просто чай пьешь, — все, кроме меня, дружно хихикнули, — мы с ним здоровски потолковали на улице, проработав мой отличный план до статуса плана гениального.

Я пропустила шпильку насчет чая мимо ушей и попросила:

— Расскажите все по порядку, please!

Мотив первых двух преступлений я разгадала точно. Малинова, чтобы не светиться, попросила подбросить в номер записку посыльного — простого паренька, нелюбопытного и малоимущего, который за небольшое вознаграждение сделал бы и не такое. Но он перепутал номер, вместо 237 доставил в 327, так письмо попало к нам. Женька не слышал, чтобы лифт работал, следовательно, у парня были еще поручения на этом этаже, и в тот момент, когда Любимова открыла дверь номера, чтобы отругать ненаглядного за идиотскую выходку, еще не зная, что он к ней непричастен, посыльный, видать, уже успел свернуть за угол, где находилась лестница, учитывая спецификацию его профессии (не один же третий этаж он обслуживает, задолбаешься жать кнопку вызова и дожидаться, когда лифт соизволит приехать).