Пихт и Зейц взяли плавки и шапочки, вышли к воде. В этот час купающихся было мало.

Зейц упал на песок, раскинул руки.

- Если бы ты знал, Пауль, как тяжело мне! — пробормотал он, закрывая глаза.

- Не понимаю тебя, Вальтер.

- Мне иногда просто невыносимо ощущать свое одиночество, и так надоело копаться в грязных душах людей…

- Наверное, ты озлобился, Вальтер?

Зейц быстро поднялся на локте:

- Да, я озлобился! Я чувствую, что кругом много врагов.

- Высокие слова, сказанные высоким стилем, — усмехнулся Пихт.

- Ты знаешь, что вот уже несколько лет не дает мне покоя один человек… Март!

- Не знаю и знать не хочу.

- Так вот, к нему прибыл связной — Хопфиц!

Зейц сел и уставился на Пихта, который сквозь темные очки, как всегда, безучастно смотрел на далекие облака.

- Что же ты молчишь?

- А что мне прикажешь делать? Ловить шпионов — это по твоей части.

- Я хочу знать твое мнение, Пауль, — просительно проговорил Зейц.

«Ого, Зейц узнал немало, — подумал Пихт, — надо действовать немедленно».

- Хопфиц хороший специалист, — сказал Пихт.

- А если он русский?

- Ты правда устал, Вальтер. Возьми отпуск, отдохни.

- Какой, к дьяволу, отпуск! Мне кажется, что готовится какая-то жуткая диверсия.

Пихт поднялся и, сняв очки, с усмешкой поглядел на Зейца:

- Вальтер, я прошу тебя об одном: не ввязывай меня в свои дела, я в этом ничего не понимаю.

- Все вы чистоплюи! Если хочешь знать, то оберштурмбаннфюрер Вагнер в Берлине сейчас лихорадочно разыскивает концы Хопфица. Вполне может случиться, что русские заслали его от имени Клейна и одновременно убрали штандартенфюрера. Его направление я сдал на экспертизу. Завтра ответят, подлинное ли оно.

- Ну что ж, — помедлив, хмуро сказал Пихт, — сегодня ты откровенен, как никогда. И ты думаешь, я не знаю почему? Потому что и ты и Коссовски подозреваете меня в измене рейху. Так?

Зейц зло посмотрел Пихту в глаза:

- Я бы давно арестовал тебя…

- Тогда в первую очередь ты поставил бы под удар себя.

- Ты снова намекаешь на Испанию?

- Нет, на те двести пятьдесят тысяч марок, которые лежат в швейцарском банке.

Зейц дернулся всем телом, словно его ударили плетью.

- Ты не можешь знать этого! — У него пересохло в горле, и сказал это он с трудом — хрипло и тихо.

- У меня есть весьма надежные доказательства, Вальтер. Не вся же испанская валюта ушла в казну рейха, кое-что прилипло и к твоим рукам. Но, повторяю, мне от тебя ничего не нужно, и я не сделаю тебе ничего плохого, пока ты не встанешь на моем пути.

Зейц сделал движение к одежде, где лежал пистолет.

- Спокойно, Вальтер. — Пихт положил свою руку на его руку. — Ты меня знаешь давно, я умею шутить, но когда говорю серьезно, то это серьезно.

- Т-ты… Март! — прошептал в ужасе Зейц.

- Думаю, мы сработаемся с тобой, Вальтер, — не обращая внимания на слова Зейца, продолжал Пихт, — и если тебе дорога жизнь, постарайся уехать в ближайшие дни… в целях своей же безопасности.

Зейц уткнулся в песок, его руки дрожали.

«Пожалуй, я погорячился, — подумал Пихт, — ну, да все равно. По крайней мере, теперь я твердо уверен, что Хопфицу надо скрываться немедленно».

- Я хочу выпить, — пробормотал Зейц, поднимаясь.

- Давай лучше пойдем в воду. Говорят, плохая примета — раздеться и не искупаться.

Вода была по-весеннему холодной, даже захватывало дыхание. Зейц поплыл на середину озера. Пихт догнал его и как ни в чем не бывало воскликнул весело:

- Ах, как хорошо, Вальтер!

Зейц ушел в глубину и вынырнул у берега.

«Все же надо быть настороже, — подумал Пихт. — Мало ли что взбредет в голову этому болвану».

…Зейц пил много и не пьянел. Он опрокидывал рюмку за рюмкой и мрачно смотрел на графин. Лишь к вечеру его стало заносить. Водка сначала согрела душу, сделалось легче. Что-то он забормотал о старой дружбе, вспоминал дни молодости в Швеции. Потом плакал, потом стал кричать.

«Эх, какое еще будет похмелье…» — подумал Пихт, с трудом втащил Зейца в «мерседес» и отвез домой.

В этот же вечер он зашел к Хопфицу и рассказал обо всем, что произошло в купальне.

- Я искал тебя сегодня, — сказал Хопфиц. — Приехал Коссовски и о чем-то долго говорил с Вайдеманом. Пихт сжал кулаки:

- Вот кого, Сеня, надо бояться больше всего… Сегодня же ты должен обязательно исчезнуть. Ты свое дело закончил.

- Даже составил кое-какие наброски.

- Письмо я передам тебе поздней. Сейчас немедленно иди к дубу у кафе «Добрый уют». Ты ведь там спрятал вещи?

Расставшись с Хопфицем, Пихт заехал за Эрикой.

Он направил машину в сторону Аугсбурга.

- У меня такое ощущение, будто скоро что-то произойдет, — сказала девушка, положив голову на плечо Пихту.

- Почему?

- Я сужу по отцу. Он совсем изнервничался. Кажется, он тайно переводит деньги в швейцарский банк.

- Ого, я был гораздо худшего мнения о твоем отце.

- Ты редко бываешь со мной!

- Сейчас много хлопот.

- Пауль, — Эрика заглянула ему в лицо, — скажи мне правду: мы победим?

- Смотря кто «мы»…

- В объединении немецких женщин все готовятся вступать в нацистскую партию. Сейчас ведь Германия переживает трудные времена?

- Нынешняя Германия — да.

- Мне кажется, женщины должны встать вместе с мужчинами на защиту родины.

- Нет, ты не связывайся с ними.

- Скажи, Пауль, ведь когда-нибудь кончится война?

- Должна.

- Тогда я тебя больше никуда не отпущу!

Пихт грустно улыбнулся. Острая жалость к девушке заставила Пихта притормозить и свободной рукой крепко обнять ее.

- Эрика, если когда-нибудь не будет меня, ты постарайся жить по-другому — лучше, честней, что ли…

- Я и стараюсь…

- Наверное, ты переживешь это чертовски проклятое время, но всегда помни: другие люди так же страдают, любят, мечтают, радуются и так же сильно хотят покоя, как ты и я.

Пихт говорил и говорил Эрике о какой-то новой жизни, которую надо построить, и главное, суметь дожить до нее. Эта жизнь представлялась смутно, без реальностей. Он не знал еще, какая она будет, но Эрика понимала, что Пауль, как никогда, открывал перед ней душу, и слезы любви и благодарности текли по ее лицу.