Сразу после его ухода врачи забрали ее из палаты и приступили к осмотру. Потом нагрянул Рейф с новостной бригадой: их прислал Джек. Рейф не стал делиться с Мэдди своим отношением к этому негодяю, не соизволившему навестить жену; от вопросов о Билле он тоже воздержался. Вопросы были излишни: что бы между ними ни происходило, продюсер не сомневался, что этот человек влюблен в их ведущую новостей; так же ясно было ему теперь и то, что она тоже влюблена.

Мэдди рассказала о трагедии все, что могла, и, глядя в камеру, поведала об отваге Энни.

– Ей всего шестнадцать! – гордо заявила она. Увидев странное выражение лица Рейфа, попросила выключить камеру. – Энни ведь жива, Рейф? Ты что-нибудь слышал?

Он колебался. Говорить правду не хотелось, но и врать – тоже. Она бы все равно узнала, поэтому он собрался с силами и произнес:

– С ребенком все хорошо, Мад. Но его мать спасти не удалось.

– То есть как не удалось?.. – Мэдди едва не сорвалась на крик. Она четырнадцать часов боролась за жизнь девушки, а потом ее не смогли освободить? Это невозможно, она отказывалась в это поверить.

– Там пришлось бы прибегнуть к динамиту. Когда ее наконец достали, она уже была в коме. Над ней бились реаниматологи, но через полчаса Энни скончалась. Ей раздавило легкие, внутреннее кровотечение было таким обширным, что ее все равно не удалось бы спасти.

Слушая Рейфа, Мэдди стонала, как смертельно раненный зверь. Ей казалось, она потеряла родное дитя. Что теперь будет с ребенком? Рейф сказал, что об этом ему ничего не известно. Вскоре коллеги ушли. Перед уходом продюсер, не сдержав слез, сказал ей, как он сам счастлив, что Мэдди выжила.

Счастливы были все. Лиззи громко разрыдалась, когда мать, позвонив ей в Мемфис, сообщила, что все хорошо. Лиззи ночь напролет смотрела новости и, не дождавшись репортажа Мэдди, позвонила ей домой. Там не отвечали. Она почувствовала, что дело плохо.

Позвонила Филлис Армстронг, сказавшая, что она и Джим рады за нее, но потрясены трагедией, особенно гибелью такого количества детей. Обе поплакали в трубку. После этого разговора Мэдди спросила медсестру о малыше. Энди находился под наблюдением в больнице и должен был там оставаться еще несколько дней. Органы опеки пока им не занимались. После ухода медсестры Мэдди тихо встала и пошла в детское отделение – проверить, как там Энди. Он выглядел как новорожденный – светлые волосики и огромные синие глаза, и Мэдди упросила медсестру позволить ей его подержать. Малыша выкупали, запеленали и завернули в голубое одеяльце. От него трудно было оторвать взгляд, и Мэдди представляла, как хорошела Энни, любуясь на своего младенца. Держа его на руках, Мэдди думала о ней, вспоминала, как она просила ее о нем позаботиться. Его ждала та же судьба, что и ее дочку: скитание по сиротским приютам и приемным семьям, чужие люди, тоска по родительской любви. От этих мыслей у Мэдди разрывалось сердце.

Ребенок прислушивался к ее голосу, и она предположила, что он ее узнал и в скором времени уснул у нее на руках. Думая об Энни, Мэдди не могла не плакать. По странной прихоти судьбы они очутились втроем в страшной западне. Еще через несколько минут она осторожно опустила ребенка в больничную колыбель и вернулась в свою палату, оплакивая Энни.

У нее ломило все тело, от усталости Мэдди еле держалась на ногах, но никаких серьезных повреждений не было, и она сознавала, как невероятно ей повезло. Глядя в окно, думала: как странно, что жизнь одних сберегает, а других нет… В чем смысл, каков потаенный замысел судьбы? Трудно было понять, почему она оказалась среди счастливчиков, а бедняжка Энни погибла. Ведь ей вроде бы предстояло прожить гораздо дольше, чем Мэдди!

Пока она ломала голову над загадками жизни, в палату с мрачным выражением лица вошел Джек.

– Полагаю, на сей раз не стоит спрашивать, где ты провела всю ночь. – Это «на сей раз» было излишним, но в этом был он весь. – Как ты?

Он выглядел растерянно и не знал, куда девать глаза. Он до самого конца не верил, что Мэдди оказалась под развалинами. Волнение было для него равносильно истерике, и Джек сильно удивился, когда оказалось, что это все-таки правда. Новость, что жена выжила, принесла ему облегчение.

– Представляю, как тебе досталось. – С этими словами он поцеловал ее в щеку. Медсестра внесла в палату огромную вазу с цветами от Армстронгов.

– Да уж, натерпелась страху, – произнесла Мэдди задумчиво.

Ее муж был мастером приуменьшать и унижать. Но в этот раз он оказался бессилен. Провести четырнадцать часов в разрушенном взрывом здании значило перенести тяжелую психологическую травму, как бы Джек это ни назвал. Она думала о том, рассказать ли ему об Энни и ее малыше и о том, как это ее тронуло. Нет, лучше не надо, все равно он не поймет.

– Все за тебя переживали. Я не думал, что ты там. Как ты там очутилась?

– Зашла купить оберточной бумаги, – лаконично ответила Мэдди, не сводя с мужа глаз. Он отошел в дальний угол палаты, как будто желая находиться от нее подальше. Сейчас она, заботясь о своей безопасности, тоже не хотела быть с ним рядом.

– Ты же терпеть не можешь торговые центры, – сказал он так, словно это могло что-то изменить. Она в ответ улыбнулась.

– Наконец-то я поняла, откуда брался этот страх: там небезопасно.

Оба засмеялись, но напряжение осталось. Мэдди еще не успела разобраться в своих чувствах после пережитого, но много чего передумала, пока сидела в темноте, пытаясь поддержать в Энни слабый огонек жизни. Она понимала, что прошла через величайший ужас в своей жизни и новых страхов необходимо избежать. Она уже смотрела в лицо самой страшной угрозе – смерти. Наказывать себя дальше было совершенно ни к чему: она дала себе слово, что этому наступил конец. Сейчас, глядя на мужа, неуклюже сидевшего на табурете в углу палаты, Мэдди понимала, что уже способна с этим покончить. Его любовь к ней была настолько мала, что он не мог заставить себя даже подойти к ней и обнять, не то что признаться в любви. На это Джек был совершенно не способен. До нее дошло, что он любит ее настолько, насколько это позволяет его натура, – совсем чуть-чуть.

Словно почувствовав, что между ними происходит что-то странное, Джек встал, шагнул к жене и протянул подарочную коробку. Мэдди молча приняла ее, открыла и обнаружила внутри тонкий бриллиантовый браслет. Вещица ей понравилась, и она машинально произнесла слова благодарности. Ей было невдомек, что Джек, покидая «Ритц Карлтон», купил два одинаковых браслета: один для жены – как компенсацию за все, что она пережила в рухнувшем торговом центре, другой для девицы, с которой провел ночь. Но, даже не зная этого, Мэдди хмуро вернула ему подарок.

– Я не могу этого принять, извини, Джек.

Он прищурился, глядя на нее: чувствовал, что жертва ускользает из его лап. Мэдди показалось, что он сейчас в нее вцепится, но этого не случилось.

– Почему?

– Я от тебя ухожу. – Она сама удивилась этим словам, но удивление Джека было гораздо сильнее. У него был такой вид, словно его ударили.