Один раз она там уже побывала. Однажды перед пасхальными каникулами она, можно сказать, заставила Элси поехать с ней в Копенгаген. Этот день начинался довольно уныло — серым небом над Эресунном, запотевшими бутербродами с сыром на пароме и немотой между Инес и Элси, словно нараставшей с каждой минутой, немотой, из-за которой Элси беспрестанно отводила в сторону взгляд, а Инес трещала без умолку. Они никогда не могли говорить о самом главном, им по-прежнему было нечего сказать друг другу, поэтому Инес приходилось болтать ни о чем, и она это делала, покуда все слова вдруг не кончились посреди разговора. Элси сперва не заметила, что сестра умолкла, она стояла, держа пакет с занавесками под мышкой, и смотрела в сторону, а потом вдруг бросила взгляд на Инес:

— Ты пообедать не хочешь?

Инес кивнула. Она была так измучена собственной болтовней, что не смогла даже выговорить «да».

— Я угощаю, — сказала Элси.

И они молча сидели в ресторанчике друг напротив друга, но спустя секунду после того, как официант поставил перед ними датские бутерброды, Элси вдруг замерла с вилкой и ножом в руках и, подняв глаза и пристально посмотрев на Инес, спросила:

— Как у него жизнь, по-твоему? На самом деле?

Инес не могла ответить, несколько мгновений она искала привычную ложь, которая сделала бы Элси больно и напомнила ей, что если она и мать Бьёрна, то и Инес тоже, но иначе и глубже, но так и не нашла этих слов, только сидела и смотрела прямо перед собой.

— Не знаю, — сказала она наконец. — Понятия не имею.

И так оно и продолжается до сих пор. О Бьёрне можно прочитать в любой газете, кроме того, он звонит каждую неделю, а время от времени навещает их, а сейчас спит в комнате прямо под ней, но Инес, которая была его матерью с четырехмесячного возраста, понятия не имеет, как у него жизнь. Она замотала головой. Не надо думать об этом. Она больше никогда не будет об этом думать.

А будет думать о своей комнате. Своем собственном кабинете.

Бьёрн стоял на пороге кухни и тер кулаком правый глаз. Как ребенок. Совсем маленький ребенок.

— Доброе утро, — пробормотал он.

Биргер что-то буркнул в ответ из-под утренней газеты, но Инес обернулась, она была уже одета и причесана и улыбалась той особенной улыбкой, которая предназначалась только Бьёрну.

— Доброе утро! Завтракать будешь?

Волосы у него всклокочены, под халатом — только футболка и трусы, и никаких признаков умывания или принятого душа, но это она вообще не комментирует. Будь на его месте Сюсанна, все было бы иначе — попробовала бы она сесть за стол неумытая, в ночной рубашке и халате. Шума, крика и ругани не оберешься. Но Сюсанна — не Бьёрн, и ей, естественно, нечего рассчитывать на такой же прием, как он, — ни тут, дома, ни вообще где бы то ни было.

— Что, не с той ноги встала?

Бьёрн протянул руку и потрепал Сюсанну по голове, усаживаясь за стол. Она чуть отшатнулась, словно уворачиваясь:

— Отстань!

Он тут же улыбнулся. Это вознаграждение, своего рода благодарность за то, что она по-прежнему видит в нем обычного старшего брата. Но ей нельзя заходить слишком далеко, сердить его по-настоящему, поэтому она так же поспешно улыбнулась в ответ. Инес появилась возле Бьёрна с кастрюлей каши и лучезарной улыбкой:

— Ты ведь хочешь каши?

Судя по выражению легкого отвращения на его лице, каши он не хотел, однако кивнул:

— Да, спасибо. И кофе.

Инес улыбается еще шире:

— Будет сделано.

Самое противное — что она сегодня такая радостная. Еще бы, счастье-то какое, Бьёрн дома. Рехнуться! Да только не Инес сегодня поедет с ним в гастрольном автобусе «Тайфунз» — сперва в Несшё, потом в Мьёльбю и Линчёпинг, а потом в Норчёпинг. В турне. Маленькое, конечно, всего трехдневное, но все-таки турне.

Ради этого ей пришлось месяц уговаривать и уламывать родителей, но, разумеется, вовсе не ее уговоры и упрашивания привели в конце концов к тому, что Инес и Биргер уступили, а то, что Бьёрн потрудился замолвить за нее словечко. Она стояла тогда в холле рядом с Инес и слышала его голос в телефоне, сочащийся из трубки тоненьким ручейком — ручейком, заставившим и ее, и Биргера, и Элси стоять совершенно тихо и смотреть на Инес, крепко прижавшую черную трубку к уху. Бьёрн был убедителен. Конечно же он за ней присмотрит. Само собой. И в гастрольном автобусе у них, естественно, никакого алкоголя или марихуаны. И если они так ужасно беспокоятся насчет того, что может случиться с Сюсанной за какие-то несчастные три дня, то они должны по идее жутко беспокоиться за него самого, а он пока что не замечал…

Он так и не договорил последнего предложения, что оказалось очень действенно. Это заставило Инес опуститься на стул, пока она искала взглядом Биргера, смотрела на него очень странно, совершенно пустыми глазами, и несколько секунд он тоже стоял с отсутствующим лицом, торопливо крутя головой и поглядывая на Элси, неподвижную, оцепеневшую, и вот Элси с видимым усилием кивнула, этот кивок передался Биргеру и наконец пришел к адресату в виде реплики Инес.

— Да, — сказала она тонким голосом. — Но мы ведь полагаемся на тебя, Бьёрн. Конечно. Так что ладно, пускай едет.

А на Сюсанну они не полагались. Это было очевидно. За неделю до отъезда и Инес и Биргер начали ее обрабатывать. Не курить! Не пить! И — хм, хм — не ходить ни с кем в номер! Что они думали, интересно? Что из Норчёпинга она приедет курящей беременной алкоголичкой? Она все-таки не настолько дура.

Биргер сложил «Ландскрона-Постен» и посмотрел на свои часы. Это был сигнал, ежеутренний сигнал, что пора в школу. Сюсанна подняла свою чашку и допила какао, потом набрала воздуха, подыскивая какую-нибудь другую интонацию, иную, чем та, с какой она обычно говорила в это время дня.

— Моя сумка в гардеробной, — произнесла она. — Пожалуйста, не забудь ее…

Это прозвучало умоляюще. Слишком умоляюще. Бьёрн поднял взгляд от своей тарелки с наполовину съеденной кашей, вид у него был немного растерянный.

— Чего-чего?

На секунду мир дрогнул. Он забыл! Забыл, что обещал ей и Еве разрешить поехать с ними на гастроли. И теперь они не поедут. А он сейчас найдет повод…

— А, ну конечно, — сказал Бьёрн. — Конечно. Я просто забыл.

Сюсанна сидела выпрямившись и смотрела на него не отрываясь. Чтобы загипнотизировать.

— В четверть первого. У гимназии. Ева там будет.

Бьёрн схватил «Ландскрона-Постен» и кивнул, но на Сюсанну не посмотрел.

— Конечно. Автобус там остановится.

Сюсанна не отпускала его, она присосалась к нему взглядом и пыталась жестко подчинить его своей воле.

— Точно?

Бьёрн раздраженно поморщился:

— Точно. Да не волнуйся ты так.