был со мной на НП. А вслед за этим послал одного разведчика и одного связиста с двумя катушками кабеля вперед, указав им точку – куда выдвинуться и где обосновать новый НП. Это место было приблизительно в центре наступления полка ближе к линии цепи наступающей пехоты.

Вскоре, совершенно неожиданно для себя, я был назначен по представлению командира полка начальником артиллерии 100-го гвардейского стрелкового полка. Я чувствовал высокую ответственность. Ведь теперь мне непосредственно подчинялись три полковые артиллерийские батареи, то есть шесть 120-мм минометов, четыре 76-мм орудия и четыре 45-мм противотанковых орудия, а также три минометные роты, входящие в состав трех батальонов (по одной в каждой) и имеющие в своем составе по девять 82-мм минометов, то есть всего 27 единиц 82-мм минометов. В полку же была 41 единица стволов. Кстати, в артиллерийском полку дивизии – 36 стволов. Это вызывало некоторые хоть и товарищеские, но шутки: «У вас в артполку 36 стволов, но вам положены: командир полка – полковник, заместители командира полка и три командира дивизиона – подполковники, а у нас 41 ствол и на все хозяйство – только один подполковник, который сейчас всего лишь старший лейтенант. И справляется».

Но все это были шутки, в действительности же ответственность лежала большая. Особенно по управлению огнем, и в первую очередь в момент прорывов, когда учитывали все до единого ствола, в том числе и 82-мм минометы. Во время наступления самый сложный раздел деятельности – это управление огнем и перемещением батарей. Хотя постоянное обеспечение боеприпасами, имуществом, продовольствием тоже было очень важным. Требовало внимания своевременное проведение ремонта или обеспечение запасными частями. И что особо важно, – постоянная подача пополнения. Артиллерийские и минометные расчеты должны быть всегда укомплектованы. Если где-то будет не хватать хоть одного бойца – расчет уже не сможет выполнить свои огневые задачи с положенной для него эффективностью. Поэтому с начальником штаба полка капитаном Г.И. Васькиным у нас была вечная тяжба. Естественно, для всех батарей надо было добывать разведывательные данные о противнике. Я обязан был систематизировать данные стрелковых батальонов, полковых батарей, сообщения артиллерийского полка или его артдивизиона, если он действовал вместе с нами, и, наконец, сообщения начальников разведки полка и дивизии (а последний имел сведения еще и от нашей авиации, а также от партизан). Исходя из этого должен был отобрать наиболее опасные цели и назначить средства для их подавления или уничтожения. У начальника артиллерии в непосредственном управлении было всего семь человек: адъютант старший (как начальник штаба) – офицер, два разведчика-вычислителя, два телефониста и два радиста. То есть не густо. Плюс, правда, еще ординарец, который постоянно выполнял функции и посыльного, и разведчика, и связиста, и вычислителя, и хозяйственника, и коновода. А главная его забота, чтобы у нас всегда – и днем и ночью, зимой и летом – были в достатке ржаные сухари, фляга с крепким чаем и сахар. Поэтому он еще должен быть «доставалой-вышибалой». В том смысле, что у тыловиков вытягивать что надо и промышлять на полевых кухнях. А раз так, то у него должен быть еще и дипломатический дар. Вообще, до этого назначения я был все время командиром – командир отделения, командир взвода, командир батареи. А теперь никакой не командир, а начальник, которому не надо было даже лично стрелять. Но, приняв должность и организовав необходимую систему нашего ратного труда, я, конечно, не упускал возможности пострелять. Эта страсть стала уже моей внутренней потребностью. Получив назначение и передав командование батареей лейтенанту Шевчуку, я отправился на КП полка и представился командиру. Усадив меня, проанализировав пройденный путь, особенно прорыв обороны противника под Изюмом, как логическое продолжение Курской битвы, полковник Шапошников подробно нарисовал возможные предстоящие задачи и рассказал, как он представляет их выполнение. Подчеркнул роль и место во всем этом артиллерии нашего полка. Сказал в заключение, что впереди у нас, конечно, будет Лозовая, через которую дивизия уже ходила не один раз.

Внимательно слушая его, я одновременно невольно оценивал командира полка. Это, конечно, был умный, мудрый человек, способный свободно и очень точно оценить обстановку. На фоне общей оперативной ситуации он умело показывал место полка и выполняемые им задачи, а также роль, задачи и способ их выполнения тем подразделением, которому он посвятил свою речь. Я слушал Шапошникова и рассматривал его уставшее немолодое лицо, слегка прищуренные, в морщинках, глаза, седеющие виски, темную шевелюру. Этот человек буквально за несколько дней приобрел в полку всеобщее уважение, высокий авторитет. Глядя на него, я невольно думал о его судьбе. Как нам было известно, полковник М.И. Шапошников был начальником штаба корпуса, но, в связи с якобы допущенными какими-то ошибками в управлении войсками, был снят с занимаемой должности и направлен командовать полком. Мне не было известно, когда, где и чем он командовал раньше, но то, что полковник прекрасно руководил 100-м гвардейским стрелковым полком, видели все. Мало того, трудно было даже представить, что такой человек мог допустить просчет, который потребовал бы снятия его с должности. Нет, скорее это проявленная каким-то крупным начальником горячность, решение, принятое опрометчиво. Возможно, полковник Шапошников в разговоре со старшим по званию допустил строптивость и несогласие с тем, что предлагал начальник. Ведь во все времена встречались такие личности, которые, занимая высокий пост и используя свое положение, не терпели малейших возражений, считая, что их личные высказывания – непоколебимая истина в последней инстанции. История с Шапошниковым, может быть, тоже из этой области. Наблюдая в последующем за его разговором по телефону или радио с командиром дивизии Кулагиным и даже с комкором Фирсовым, я убеждался, что у него твердый характер, заискивать перед кем-либо он не станет. Печально, конечно, что, покомандовав полком непродолжительное время, Шапошников погиб. Любого нашего солдата и офицера жалко, если он пострадал или тем более сложил свою голову, но вдвойне жаль тех, кто погиб, самоотверженно выполняя свой долг.

В начале сентября мы получили пополнение и, как и предвидел командир полка, развили наступление на Лозовую. Это крупный железнодорожный узел, который фактически обеспечивал связь между двумя промышленными центрами – Харьковским и Донбасским. Естественно, немецко-фашистское командование уделяло этому объекту большое внимание. Кроме того, в Лозовой, занимавшей выгодное стратегическое положение, и прилегающих районах размещалось большое количество штабов, узлов связи, арсеналов, различных складов – особенно с боеприпасами и продовольствием. На железнодорожном узле чуть ли не все пути занимал в огромном количестве подвижной состав, обеспечивающий все воинские перевозки на юге. Кстати, именно Лозовая, как и некоторые другие населенные пункты, была