— Они классные! — а затем достал из тайника свой подарок. — А это тебе. Боюсь, он немного намучился и устал, наверное.

Мяуканье испуганного котенка теперь было хорошо слышно.

— О боже, милый!.. — прошептала Сельваджа, еще не веря.

Она быстро сорвала бантик и ленточки и приоткрыла крышку. Котенок поднял к ней головку, вид у него был более чем жалкий, так что Сельваджа буквально сразу впала в исступление и ее восторженные «маленький!» и «иди сюда, хорошенький мой!» повергли тебя тоже в умиленное состояние.

Это был серый дрожащий комочек с огромными зелеными, как у нее, глазами.

— Решено. Я назову тебя Вильям, — сказала она с шутливо-чопорным видом, вынимая котенка из коробки. И потом добавила: — Но как тебе только в голову взбрело закрыть его там, бедняжку! Ты травмировал его психику!

Тут же занявшись котенком, она вскользь поблагодарила тебя, ровно столько, сколько требуют приличия. Дрожащий комочек никак не мог решить, то ли играть, то ли спать, по очереди поднимая передние лапки к ней, но был слишком уставший, чтобы делать что-нибудь еще.

— А это что? — спросила Сельваджа, заметив маленький мешочек из розовой ткани, привязанный к ошейнику котенка.

— На твоем месте я бы избавил этого жеманника от ошейника и посмотрел, что там внутри, — невозмутимо ответил ты.

Сельваджа заглянула в мешочек, растянула тесемку и оттуда выкатилось колечко белого золота с тремя бриллиантиками, которые брызнули искрами света у нее на ладони, на все свои восемьсот евро плюс сто за кота… Но это были удачно потраченные деньги! Сельваджа подскочила от неожиданности и поднесла другую руку к губам. Осторожно взяв ее руку, ты надел кольцо на ее безымянный палец, и она, растерянная, растрогалась, глядя на украшение, пока ты, наблюдая за ней, мысленно умолял: «Я здесь! Я здесь! Поцелуй же меня, прошу!»

— Милый, — сказала она со слезами на глазах.

— Обещаешь любить меня, — спросил ты дрожащим от волнения голосом, — уважать и почитать теперь и навсегда?

Ты осквернял священную клятву, более того, это было святотатством, но даже тяжесть деяния, которое ты осознавал, не мешало тебе повторять самые серьезные и набожные слова, которые ты когда-либо произносил в своей жизни. В твоей жизни с ней.

— Ты пропустил абзац, — сказала Сельваджа, улыбаясь сквозь слезы, которые не переставая текли у нее по шекам.

— О! Как там было? Обещаешь любить меня, уважать и…

— … и все, что за этим следует! — перебила она тебя, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — Не говори так! — прошептала она. — Не делай этого! — она взяла твое лицо в свои руки, ваши головы почти соприкасались.

Опасаясь, что она откажет тебе, ты едва сдерживался, удары сердца стали тяжелее, голова закружилась.

— Даже смерть не разлучит меня с тобой, — произнесли ее губы совсем близко от твоих. — А ты, при тех же условиях, какие требуешь от меня, останешься ли со мной навсегда?

— Я решил это с того момента, как ты вошла в мою жизнь. При любых условиях. Так я поклялся. Я буду любить тебя всегда.

То ли Бог связал вас, то ли его враги, теперь это уже не имело значения. Закончится ли ваша совместная жизнь на этой Земле, или нет, единение свершилось, независимо от правил, царивших там, куда вам теперь был предназначен путь. Будь то геенна огненная или высшее благо.

И весь этот романтизм а-ля Вертер[57] в современной Вероне? В два часа ночи?

Ну да. Вот именно.

67

Двадцать шестого декабря утром дом гудел, как улей, от сборов и приготовлений.

Впечатляющая череда чемоданов запрудила прихожую. Ты предоставил Сельвадже самой разбираться со своими вещами и вздыхать о Вильяме, которого пришлось поручить заботам подруги Мартины на пять, может быть, шесть дней. Ты сидел на кухне, завтрак был уже готов.

Согласно программе, разработанной отцом, вы остались бы в горах до тридцатого, а Новый год праздновали бы в Вероне, потому что они, родители, уже договорились провести эти дни с друзьями. Вот уже несколько дней ты в тайне занимался организацией плана, суть которого не раскрыл бы никому, даже Сельвадже, хотя ей совсем не нравилось накануне дня Святого Сильвестра[58] не иметь никаких планов.

Все предвещало чудесный день. Мягкий воздух и яркое солнце позволили тебе выпить кофе, стоя на пороге открытой двери, ведушей из кухни в сад, пока отец в очередной раз проверял багаж. Проворство, с каким респектабельный, на первый взгляд, и степенный сорокапятилетний нотариус бегал вокруг чемоданов, — помнишь? — не могло не вызывать улыбку.

— Вообще-то должно быть наоборот, знаешь? — бросил он в твою сторону, заметив тебя в саду. — Тебе здесь заниматься чемоданами, а мне — спокойно пить кофе!

— Сейчас я тебе помогу, — сказал ты, не глядя на него.

— Нет, еще пять минут. Подождем, когда мама даст добро, прежде чем загружать полдома в машину.

Спустя какое-то время, когда отец наконец-то завел двигатель «ауди», Сельваджа еще доедала свой бутерброд с маслом и вареньем. Она доела бы его в машине, раз уж вы так опаздывали, сетовала ваша мать, выглядывая из-за приоткрытого стекла. Прибыть на место назначения до обеда для предков было, кажется, вопросом жизни и смерти.

Поездка началась, когда на небе не было ни облачка, при слепящем декабрьском свете, что вам было весьма на руку. Вскоре пейзаж сменился, и массы творений рук человеческих остались позади, уступив место просторам и уединению. Ты почувствовал себя побежденным нежданным покоем.

Несмотря на включенную печку, в «ауди» стало холоднее, и горы становились все величавее по мере приближения к цели вашего путешествия. Слушая музыку из MP3-плеера Сельваджи, — сама она спокойно спала рядом, — ты смотрел на окружавшие вас горы. Эти колоссы, возникшие на Земле на заре ее существования, вместо того чтобы вызывать в тебе благоговейный страх, напротив, внушали чувство надежности. Будто они предлагали вам свою защиту от остального мира.

68

Ваш отель находился в центре Пьеве ди Кадоре[59]; глядя на него с улицы, ты никогда бы не подумал, что он такой большой. Войдя внутрь, вы загляделись на холл, просторный, с красивыми колоннами в классическом стиле, паласом темно-синего цвета, тихий и украшенный довольно большим количеством зеркал в позолоченных рамах, что делало его еще светлее, на большие диваны, симметрично расположенные вдоль стен.

Несмотря на приятное впечатление от места, ты к тому времени был уже порядком отвлечен другими вопросами и находился на грани взрыва, когда молодой человек за стойкой регистрации положил на светлую мраморную поверхность ключи от ваших номеров, которых было не два, как тебе бы хотелось, а три. Ты и Сельваджа были разделены и даже не могли протестовать, учитывая, что ваши родители решили все еще при бронировании, так что бесполезно было что-либо доказывать. Сельваджа посмотрела на тебя, слегка обеспокоенная и смущенная, но ты предпочел не отвечать ей.