Илью Юля видела несколько раз и сразу заметила в нём то же, что так раздражало в Камилле, — уверенность, что он пройдёт по жизни так, как захочет.

Илья для Юли был такой же чужой, как Камилла.

Неуверенный Стас, который только казался уверенным, был гораздо ближе.

Стас был свой, а Камилла его отняла.

Машина впереди уехала. Юля немного посидела и снова перекрестилась.

Если в самоубийство не поверят, подозрение может пасть на Варю…

Нет, этого не будет, успокоила себя Юля. У Вари никогда не было таблеток, пузырёк с раствором которых сейчас лежал в кармане. Варя о них даже не слышала.

Единственное, что можно поставить Варе в вину, это выстрел в парке, но это была шутка, не больше.

Пугнуть Камиллу выстрелом подруга предложила сама. Юля не удержалась, рассказала, как фоткает Камиллу и посылает ей письма. Юля тогда кипела от ненависти, и Варя ей очень сочувствовала. Вот и предложила проделать всё так же, как было со Стасом.

Пистолет у Вари был. Не то газовый, не то травматический, Юля в этом плохо разбиралась. Подруга приобрела его сто лет назад, ещё студенткой. Намеревалась отпугивать потенциальных грабителей, но, кажется, так ни разу и не вышла с ним из дома. Впрочем, Варя предпочитала выходить из дома в светлое время дня, когда грабители отдыхают.

Юля снова перекрестилась, надела маску на лицо, натянула одноразовые перчатки. Пандемия сейчас ей здорово помогает. Вышла из машины и уверенно направилась к двери подъезда. Потом так же уверенно несколько раз позвонила в Камиллину квартиру, отперла дверь и тихо за собой её прикрыла.

Таблеток там, куда она их сунула через несколько дней после смерти Стаса, не было. Тогда она тоже вошла в квартиру, увидев отъезжающую Камиллину машину.

Жаль, таблетки в шкафу хорошо ложились в версию, которую Юля заготовила для любовницы Стаса.

Юля задвинула ящик, прошла на кухню, заглянула в холодильник. И опять повезло: в дверце стояла недопитая бутылка французского розового вина. Вино предназначалось Камилле — и Стас, и Антон предпочитали крепкие напитки.

Содержимое аптечного пузырька перелилось в бутылку беззвучно. Юля поставила бутылку на место, закрыла холодильник.

Это нужно было сделать давно, ещё в тот первый раз, когда она только подложила таблетки. Но тогда Юле хотелось, чтобы Камилла пострадала перед смертью. Чтобы оказалась брошенной Антоном.

Настоящее наказание — это заставить страдать.

Ноги в кроссовках двигались бесшумно.

Юля заглянула в дверной глазок, прислушалась, тихо приоткрыла дверь.

Иван стоял сбоку от двери, в глазок его видно не было.

* * *

Антон давно не ездил в метро. Бросилось в глаза, что люди стараются соблюдать дистанцию, напрасно россиян упрекают в безалаберности и недисциплинированности.

Он тоже старался ни к кому не приближаться. Впрочем, он и раньше так делал.

Поднявшись на поверхность, зашёл в киоск, купил сигареты. Выкурил одну, стоя рядом с киоском.

До работы шёл медленно, еле переставляя ноги. Передвигать ноги было лень, и работа казалась бессмысленной и ненужной.

Дверь в кабинет приоткрылась, когда он всё-таки заставил себя включить мозг.

Настя подбежала, обняла его сзади, прижалась и пожаловалась:

— Колючий!

— Я на даче ночевал, — объяснил Антон. — Там бритвы нет.

Она порхнула, взмахнув руками, как бабочка, села на стул.

— Зачем ты поехал на дачу? — Настя вытащила из мраморного стакана карандаш, принялась крутить в руках.

— Настя, зачем ты это сделала?

Она медленно положила карандаш и подняла на него глаза. В глазах была грусть.

— Я не имею права на счастье?

— Имеешь.

— Мы любим друг друга и должны быть вместе! Почему мы должны страдать?! Почему?!

Антон не верил, что Настя сильно страдала. Страдает сейчас его жена. И он сам.

— Нас двое, а она одна!

Он откинулся в кресле и стал смотреть в окно. Уголок здания напротив был освещён солнцем и непривычно белел. Обычно здание казалось блёклым.

— Почему ты поехал на дачу, а не ко мне? Я тебя ждала.

Объяснить, что он не мог её обнимать, когда страдает его жена, Антон не попытался.

Бес сыграл с ним плохую шутку. Очень плохую.

— Ты меня не любишь?

Да, должен был сказать Антон. Я тебя не люблю. Это приятно, видеть, как светится молодая девушка, но это не любовь. Тому, как это называется, Антон не стал искать определения.

— Настя, прости меня, если сможешь.

— Что? — она приподнялась, опираясь на стол. — Ты меня бросаешь?

Хорошо, что это происходит сейчас, неожиданно порадовался он. Каждый лишний день только усугублял ситуацию. Татьяна права, он не сможет жить с Настей. Он не хочет с ней жить. Ему даже представлять это страшно.

Он подлец, и ему нет прощения.

— Антон!.. Ты… ты мной попользовался?!

Получалось, что он ею попользовался. И винить в этом некого, кроме себя. Бес не заставлял его это делать.

— Прости, Настя.

Она выбежала из кабинета, хлопнув дверью.

Солнце скрылось за облаком, здание напротив вновь стало казаться серым.

Антон выдвинул ящик стола, достал заявление, которое Настя написала две недели назад, подписал его и позвонил секретарше.

— Лиза, Берестова увольняется. Оформи всё сегодня, — попросил он.

Он ужасно поступил с Настей.

В его жизни всё было ужасно, но показалось, что ему, старому облезлому волку, удалось отползти от болота, которое едва не засосало окончательно.

* * *

Иван вышел из отделения полиции последним. Камилла и Соня ждали его, сидя рядом на заднем сиденье машины.

— Хочешь, поедем к нам? — спрашивала Соня, заглядывая Камилле в глаза. — Поедем, а? Переночуешь, а завтра домой вернёшься.

— Нет, — трясла головой Камилла. — Нет, спасибо.

Наконец показался Иван, рывком открыв железную дверь, широкими шагами подошёл к машине, сел за руль. Соня погладила Камиллу по руке.

— Её задержали бы сегодня-завтра, — неохотно пробурчал Иван, пристёгиваясь.

— Откуда ты знаешь? — подалась к нему Соня.

— Умею доставать информацию, — усмехнулся Иван. — Она отравила Стаса. Прямых улик у мужиков не было, только косвенные, но они её раскололи бы. Её машину дважды фиксировала камера около съёмной квартиры.

Иван тронул машину. Пробок уже не было, только светофоры иногда заставляли останавливаться.