Когда Стрекозе исполнилось тринадцать, старый виноградарь и экономка, единственные слуги, что еще остались в поместье, пришли к своему хозяину и сказали, что девочку пора наречь Истинным именем. Но когда они спросили, не послать ли за колдуном, который жил довольно далеко, за Западным Прудом, или сойдет и местная колдунья, хозяин Старой Ирии вдруг невероятно разъярился и завизжал:

– Деревенская ведьма? Эта старая карга наречет именем дочь лорда и наследницу Ирии? Или, может, сюда явится какой-то вонючий колдун-предатель, прислужник тех ворюг, что украли Западный Пруд еще у моего деда? Да если этот хорек осмелится ступить на мою землю, я на него собак спущу – пусть ему печень вырвут! Так ему можете и передать! – Он еще долго орал и кипятился, так что в итоге старая Дейзи просто вернулась к себе на кухню, а старый Кони – на виноградник. Что же касается тринадцатилетней Стрекозы, то она выбежала из дома и помчалась в деревню, раскинувшуюся у подножия холма; за нею следом, ошалев от возбуждения, лая и виляя хвостами, неслась стая собак, которых она пыталась прогнать обратно домой с помощью далеко не самых «благородных» выражений, которых набралась у отца.

– Вернись немедленно, ты, сука неблагодарная! – вопила она. – Домой, предатель ползучий! – И собаки в конце концов действительно ее послушались и побрели к дому, опустив виновато хвосты.

Стрекоза застала деревенскую ведьму за весьма неприятным занятием: та извлекала червей из загноившейся раны на овечьем огузке. Обычно эту ведьму все звали просто Роза; это было очень распространенное имя на островах Архипелага. Люди, Истинное имя которых таит в себе магическую силу, как бриллиант таит внутри себя свет, часто предпочитают для себя в быту самые расхожие, самые заурядные имена.

Роза бормотала какое-то заклятие, способствующее заживлению гнойных ран, но основную часть работы делали все же ее умелые руки и ее острый маленький ножичек. Ярка молча терпела эти ковыряния ножом в своей ране, и ее непроницаемые янтарные глаза смотрели тупо, точно куда-то по ту сторону происходящего; она лишь временами вздыхала от боли и топала маленьким копытцем левой передней ноги.

Стрекоза долго и внимательно наблюдала за работой ведьмы. Роза извлекла червя, бросила на землю, плюнула на него и снова принялась копаться в ране. Девочка обняла овцу за шею, желая ее утешить, и овца тоже благодарно прижалась к ней; обеим так было намного спокойнее. Наконец Роза вытащила последнего червяка, тоже бросила на землю, несколько раз плюнула сверху и сказала Стрекозе:

– А теперь подай-ка мне вон то ведерко. – Она хорошенько промыла рану соленой водой, и овца, вздохнув еще тяжелее, пошла прочь со двора. Медицина ей явно порядком надоела. – Эй, Баки! – крикнула Роза. Какой-то чумазый малыш вынырнул из-под куста, где, видимо, сладко спал, и потащился за овцой, о которой якобы должен был заботиться, хотя овца эта была значительно старше, крупнее и, возможно, мудрее его.

– Говорят, надо, чтобы ты дала мне имя, – сказала Стрекоза. – А отец страшно разозлился. Вот я и пришла сама.

Ведьма ничего ей не ответила. Она знала, что девочка права. Но когда хозяин Старой Ирии говорил, что именно отныне он будет разрешать или запрещать, то больше уж никогда своего решения не менял, гордясь собственной твердостью, ибо, согласно его мнению, только слабые люди способны сперва что-то утверждать, а потом отказываться от своих слов.

– А почему я не могу дать себе имя сама? – спросила Стрекоза, пока Роза мыла нож и руки в соленой воде.

– Этого делать нельзя.

– Но почему? Почему имя человеку обязательно должны давать ведьмы или колдуны? Что в вас такого особенного?

– Значит, так… – начала Роза и выплеснула соленую воду на грязный двор прямо перед крыльцом. Дом ее, как и у большинства ведьм, стоял несколько в стороне от деревни. – Значит, так, – повторила она, озираясь с таким странным видом, словно что-то ищет и не находит – то ли ответ на вопрос Стрекозы, то ли потерявшуюся овцу, то ли просто полотенце, – следовало бы тебе все-таки кое-что знать о магических силах и умениях колдунов и ведьм, ты ведь уже большая! – И она наконец посмотрела прямо на Стрекозу, правда, только одним глазом, потому что второй ее глаз смотрел куда-то в сторону, во всяком случае, не на Стрекозу. Иногда девочке казалось, что косит у Розы левый глаз, а иногда – что правый, но почему-то всегда один ее глаз смотрел прямо, а второй высматривал что-то невидимое то ли за углом, то ли вообще неизвестно где.

– О каких силах и умениях?

– О таких! – вдруг рассердилась Роза и вдруг ушла в дом – в точности как та ее овца со двора. Стрекоза последовала за ней, но остановилась на пороге: нельзя входить в дом ведьмы без приглашения.

– Ты же говорила, что сила у меня есть! – крикнула девочка куда-то в вонючую полутьму.

– Да, говорила. В тебе есть сила, и очень большая, – донеслось из глубины хижины. – И ты тоже об этом знать должна. Но того, что тебе предстоит в жизни, не знаем ни я, ни ты. Это сперва нужно выяснить. Но для этого нужна особая сила, которой в тебе нет. Только она позволяет давать людям их подлинные имена. Но ВЗЯТЬ себе имя не может никто!

– А почему? Ведь что может быть ближе человеку, чем его собственное имя?

Последовало длительное молчание. Стрекоза терпеливо ждала на крыльце.

Наконец ведьма вынырнула из своей норы с веретеном, сделанным из мыльного камня, и клубком грязноватой шерсти. Она уселась на скамеечку, стоявшую у дверей, запустила веретено и спряла довольно большой кусок серо-коричневой пряжи, прежде чем ответила:

– Твое имя – это как бы ты сама. Это твоя сущность, верно? Но раз так, то что такое имя? Это слово, которым тебя называют другие. А если бы вокруг не было никого, кроме тебя самой, то для чего тебе нужно было бы какое-то имя?

– Но ведь… – Стрекоза начала было возражать, но тут же умолкла: крыть ей было нечем. Подумав немного, она спросила: – Значит, имя – это вроде как чей-то дар?

Роза кивнула.

– Ну так подари мне мое имя, Роза, пожалуйста! – попросила девочка.

– Твой отец не разрешает.

– А я разрешаю!

– Он здесь хозяин.

– Ну и пусть! Он может лишить меня наследства и сделать меня нищей, может оставить меня глупой, необразованной и совершенно никчемной, но он же не может оставить меня безымянной!

Ведьма тяжко вздохнула – снова в точности как та овца, вынужденная смириться.

– Сегодня ночью, – твердо сказала ей Стрекоза. – На берегу речки под горой Ирия. То, чего отец не знает, ему совершенно безразлично. А он ни о чем и не узнает. – Голос у нее звучал чуть хрипловато от волнения, но в нем чувствовалась неколебимая уверенность в своей правоте.

– Тебе бы следовало иметь настоящий День Наречения Именем, как у всех молодых! – горестно качая головой, сказала ведьма. – Настоящий праздник, с пиром и танцами. Имя дают обычно на рассвете, а потом все должны радоваться и веселиться, чтобы надолго запомнить этот день. А красться в ночи, чтобы никто ничего не знал, совершенно не годится!