– Извини за стекло.

– Да ладно… Ну и куда ты? – понаблюдав за мной, спросил он. – К Славке своему чернильницы швырять? Слышишь, что я говорю? Черт… поеду с тобой. Наломаешь дров…

Мне было все равно, останется Димка здесь или в самом деле отправится со мной. То, что он сказал, не укладывалось в голове, я не верила ему, ни секунды не верила, но в груди уже ныло, и на смену растерянности пришел страх.

– Может, стоит перенести разговор? – уже в машине спросил Димка, взглянув на меня с сомнением. – Ладно… Куда ехать? Для работы поздновато, или он трудоголик?

– Домой, – сказала я. – Тут недалеко.

Мы подъехали к Славкиному дому, и я увидела его машину. Вывернув из переулка, она остановилась возле подъезда. Димка затормозил и сказал серьезно:

– Хочешь, пойду с тобой?

– Зачем? – удивилась я.

Славка выходил из машины, когда заметил, как я перехожу дорогу.

– Ты ко мне? – спросил, точно сомневаясь в этом. А у меня сомнений больше не было. Только горечь. Он прятал глаза, не зная, то ли повернуться и уйти, то ли выслушать меня.

– Ты спятил, – сказала я.

Он вдруг дернулся, точно я с размаха ударила его по лицу, усмехнулся криво и сказал, чеканя слова:

– Есть еще способ избавить тебя от этой мрази?

– Дурак, – покачала я головой. – Ты ж хороший парень… Ведь с этим надо как-то жить потом. Думаешь, легко?

Я повернулась и пошла прочь.

– Подожди, – крикнул Славка. – Фенька, ради бога…

А я пошла быстрее, размазывая слезы от щемящей жалости к нему. Димка догнал меня на перекрестке.

– Эй, садись в машину. Хочешь, напьемся? Сейчас ничего умнее все равно не придумаешь. Ну куда ты идешь? От тебя народ шарахается, небось думают, что из психушки сбежала. Давай хоть домой тебя отвезу.

– Со мной порядок, – сказала я, стараясь быть убедительной. – Поболтаюсь немного по улицам и пойду спать.

– Ну, как знаешь. Решишь напиться, звони. Составлю компанию. – Он махнул мне рукой и уехал. А я побрела себе дальше.

Стемнело, на улицах зажглись фонари, ноги ныли от усталости, а я все кружила по улицам, пока не обнаружила себя на набережной. Наверное, было уже поздно, редкие парочки не спеша бродили вдоль реки, а я почувствовала настоятельную потребность присесть. На скамейке справа самозабвенно целовались юная блондинка с худосочным юношей, слева в тени деревьев сидел в одиночестве какой-то тип. Нарушать любовную идиллию – большое свинство, поэтому я взяла левее и тихо опустилась на скамью, надеясь, что чужим размышлениям не помешаю. Так мы и сидели, глядя на темную гладь реки. Надо сказать, сидели довольно долго, пока я, повернув голову, в замешательстве не начала приглядываться к мужчине на другом конце скамьи.

– Да я это, я, – заявил Берсеньев, не поворачиваясь и продолжая таращиться в темноту. Надо бы встать и уйти, но вместо этого я чуть передвинулась на скамье и теперь при желании могла дотянуться до него рукой. Правда, желания не было. – Хреново? – спросил он, достал сигарету из пачки, протянул пачку мне, чиркнул зажигалкой, и мы прикурили. – Ну и где твой Стас? Идиллия продлилась недолго, раз ты по ночам одна таскаешься?

– Тебе-то что?

– Да я так, к разговору. Чего делите?

– В двух словах не объяснишь, – неожиданно ответила я.

– Ясно. Ум с сердцем не в ладу?

– Вроде того.

– Можешь рассказать, если есть желание. Хотя я догадываюсь. Ты его любила, а он решил, что баб как грязи, а значит, распрекрасно без тебя проживет. Так?

– Ну, так.

– Знакомый сюжет. Думал себе, думал, а вышло все – хуже не бывает. Это он без тебя не может, а ты ничего, как-то приспособилась. И рядом уже другой, привычный, надежный, который не сбежит. Может, и не любишь, но чувствуешь себя обязанной… полная хрень.

Я слушала его и пыталась решить: это он такой умный или сестрица проболталась? Пока вдруг не поняла, что говорит он вовсе не обо мне. Берсеньев повернулся, посмотрел как-то странно и произнес:

– Хочешь совет? Прости своего Стаса. Наплюй на все и прости.

Я молчала растерянно, а потом спросила:

– Та женщина, которую ты назвал ершистой… Ты любил ее?

– Она бы посмеялась, услышав такое. Я подарил ей собаку. Похоже, единственное доброе дело в моей жизни.

– И что потом? Что стало с этой женщиной?

– Да все нормально. Вышла замуж, родила ребенка…

– А ты?

– А я с чужой рожей, чужим именем и чужой судьбой.

– Ты кто? – пробормотала я, вышло почему-то жалобно.

– Конь в пальто, – хмыкнул он. – Стас твой, конечно, сволочь, но тебя любит, и со сволочами иногда случается. Прости его, – повторил он. – Дай ему шанс… Может, хоть кому-то повезет.

Берсеньев поднялся и не спеша направился по набережной. А я смотрела ему вслед, пока он не скрылся за поворотом. Огляделась в недоумении. Что я здесь делаю? Я что, спятила? И припустилась со всех ног к площади, где была стоянка такси, а потом мысленно подгоняла водителя: «Быстрее, быстрее».

Оказавшись возле больницы, долго бегала вокруг здания и убедилась, что все двери заперты. Неудивительно, второй час ночи. А потом сидела, привалившись спиной к дереву, таращилась на окна и пыталась угадать, где окно палаты, в которой лежит Стас. Ревела и смеялась, и верила, что завтра увижу его, возьму за руку и скажу: «Пожалуйста, не оставляй меня. Мне так нужно, чтобы ты был рядом…»

Часов в пять подъехала машина «Скорой помощи», остановилась возле приемного покоя. Появились санитары с каталкой, а я, воспользовавшись моментом, прошмыгнула внутрь. Долго плутала по коридорам, миновала спящую на посту медсестричку и осторожно потянула на себя дверь палаты. Стас лежал, опутанный какими-то трубками, очень бледный, с осунувшимся лицом, но дышал ровно. А на полу сидела Настя, держала его за руку и тихонько повторяла:

– Любимый мой, единственный, не оставляй меня. Мне так нужно, чтобы ты был рядом.

Я прикрыла дверь и побрела по коридору.