— Что там такое?

Афанасьев потерянно качнул головой.

— Что там такое?!

— Н-ничего… А теперь, — непослушными губами вытолкнул Женя, тыча пальцем в сторону окна, — а теперь, Ваня, ты ЕМУ поясни, что он пережиток язычества и… какая-то там мифологема!

— Кто? — растерялся Пелисье. — Кому?

— Змею Горынычу!

2

Повисло молчание. Пелисье хотел было сказать, что шутка не удалась, но почувствовал, что его язык пристыл к гортани. В выражении лица Афанасьева определенно присутствовало нечто такое, что ясно давало понять о НЕШУТОЧНОСТИ увиденного там, за окном. Первым заговорил Эллер:

— Что увидел ты?

— А посмотри, — забыв о субординации, ответил журналист.

Едва не столкнувшись лбами, Пелисье и Эллер ринулись к окну. Один толстый Поджо остался совершенно невозмутим: он только что закончил трапезничать, уничтожив столько, сколько хватило бы дружине из пятидесяти человек. Теперь он глубоко дышал, осмысляя и переваривая. При этом он поглаживал свой громадный живот, мирно покоящийся на коленях.

А Пелисье и Эллер просунули свои головы в окошко. И — увидели… Жан-Люк на несколько, мгновений забыл не только древнерусский язык (вложенный ему в мозг по милости Эллера), но и современный русский язык. Собственно, и родные французские слова прилипли к языку и размазались по гортани, так что он сумел сказать только то, что говорил не так давно на египетских раскопках археолог Робер, проигрывая в карты своим коллегам:

— Дьявол!..

— М-да, — сказал Эллер, — все-таки он летает!

Это было сказано с тем выражением, с которым Галилей произнес свое бессмертное: «А все-таки она вертится!»

Строго по направлению к заставе курсом норд-норд-вест летело неопознанное летающее существо. Насколько можно было судить с расстояния в километр, существо представляло собой нечто среднее между птицей и «кукурузником», предназначенным для опыления полей. Так как с авиацией и на Руси, и в Золотой Орде было одинаково туго, то версию о рукотворном происхождении летающего объекта следовало отбросить.

— Оно… живое, — проговорил Эллер, не выказывая, впрочем, особого смущения, не говоря уж о смятении.

На заставе меж тем воцарился переполох. Вынырнувший откуда-то рослый детина в шлеме и кольчуге, однако, быстро навел порядок, и дружинники заняли свои места: кто под телегой, кто в копне сена, кто под забором в позе эмбриона (руки и ноги поджимаются к животу, голова до отказа въезжает в плечи). Судя по всему, воины воспринимали рассказы сладкоречивого Гриньки как побасенку и в реальность встречи с летающим пугалом никто не верил.

Меж тем крылатая громадина стремительно увеличивалась в размерах. Подлетев к самой заставе, чудовище сделало круг по периметру ограды и тут изрыгнуло пламя. Никто ничего не понял, но вдруг прямо напротив смотровой башни вырос огненный сноп, повалил дым вперемешку с землей, и обозная телега, мирно стоявшая во дворе, вспыхнула ярким пламенем. Затрещали оглобли.

— Братцы! Спасайся кто может!

— Чудище!!

— Огнем палит!! Невидаль басурманская!

Афанасьев, Пелисье и Эллер высунулись из окон горницы еще дальше и получили возможность рассмотреть ТО, что нарезало круги на высоте пятидесяти—ста метров над их головами.

Вне всякого сомнения, это был не миф и не «пережиток язычества». Чудовище имело длинное туловище, покрытое слабо выраженной зеленовато-серебристой чешуей, и огромные перепончатые крылья. По сравнению с этими крыльями любой кондор почувствовал, бы себя цыпленком. Общий размах крыльев чуда-юда составлял не меньше восемнадцати—двадцати метров, как прикинул Афанасьев. Туша твари была размером с добрый танк. Из «танка», как дуло, торчала мощная шея, и… она раздваивалась.

Не три, не пять, не семь, не десять. Но и не одна — у чуда-юда было ДВЕ головы. Костистые, массивные, с вытянутой мордой, похожей на клюв.

— Да это же… птеранодон! — воскликнул Афанасьев. — Натуральный птеранодон, натуральный такой летающий ящер из мезозоя, только птеранодон-мутант!

— У птеранодона не было хвоста, — с видом знатока изрек Пелисье, понемногу начавший приходить в себя, — и не было зубов, а у этой твари… посмотри, какие клыки!

— У птеранодона, мягко говоря, и второй головы не было, и размерами он был поменьше! — возразил Женя. — Но все равно это — птеранодон, мутировавший ящер… и этот Горыныч в самом деле имеет больше одной головы, а что касается его огненосности… Глядите, там, у основания голов, кто-то сидит и держит в руках какую-то штуку!

Афанасьев был прав. Горыныч сделал еще один круг на предельно малой высоте, и стал ясно виден человек, сидевший на спине «пережитка язычества». В тот момент, когда Афанасьев прищурил глаза, стараясь рассмотреть его подетальнее, человек издал короткий гортанный возглас и швырнул вниз, на двор заставы, темный предмет, который он до того держал в руках.

Грохнул взрыв. Во все стороны полетели щепки, осколки, снова повалил дым; с высунувшегося из-под телеги Гриньки взрывной волной сорвало шапку.

— Так ты был прав, Ваня! — вдруг закричал Афанасьев. — Не полностью, так наполовину! Этот Горыныч в самом деле используется как живой бомбардировщик! Черт побери! Он сейчас всю заставу своими проклятыми бомбами разнесет. Нужно унять молодца!

— Пошли на двор! — коротко проговорил Эллер.

— Что? Чтобы эта летающая двухголовая скотина с ее погонщиком уронила на нас очередную бомбочку? Вы посмотрите, даже земля горит от этой огненной дряни!!

— Судя по всему, — важно сказал Жан-Люк Пелисье, — погонщик Змея Горыныча, то есть птеранодона-мутанта, использует так называемый «цзинь хо гуань» — многослойный глиняный горшок, заполненный расплавленным легкоплавким металлом, выливающимся при ударе о землю или о предметы. Горит действительно все, даже земля.

— Да не время для научных конференций! — рявкнул Афанасьев, выскакивая из горницы вслед за Эллером.

Пелисье тряхнул головой и направился следом. В трапезной остался один Поджо. Он печально смотрел на груду обглоданных костей, на очищенный от съестного стол и истово, с грустью, вздыхал.

Меж тем существо, известное по древнерусским преданиям как Змей Горыныч, сделало широкий развороти снова устремилось к заставе. Проклятый бомбометатель на спине чуда-юда уже держал в руках очередной сюрприз. Собственно, а чем могли ответить ему русичи? Противовоздушная оборона не входила в воинский минимум на Руси. А подстреливать громадного крылатого ящера из луков — это все равно что выходить на медведя с палочкой для ковыряния в зубах. Впрочем, Женя попробовал выстрелить. Он взял лук, выбрал стрелу с прекрасно заточенным наконечником, натянул тетиву и выстрелил. Тугой звук вспорол воздух. Стрела взвилась в воздух и неожиданно для самого горе-стрелка попала в брюхо Змею. Летающий танк даже не заметил этой неприятности. С громадной скоростью он налетал на заставу. Женя уже мог различить круглые красноватые глаза, поблескивающие бутылочным стеклом, и зеленоватые чешуйки на физиономии древнего гада. Всадник Горыныча бесновался, выбрасывая вверх руки, и выкрикивал: