Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Получив его, я задумался, ибо в письме было много правды, но что мне с ним делать, как поступить? Замолчать это нельзя, потому что все может стать известным по другим каналам. Довести до сведения Брежнева? Но как он, очень мнительный и трусливый человек, все это воспримет? Все же, посоветовавшись с Н. В. Подгорным, решил все рассказать Брежневу и передать ему письмо. Он воспринял все очень болезненно, но поблагодарил меня за информацию, взял письмо и положил его в сейф.
— Итак, эта информация и послужила причиной отстранения Семичастного от руководства Комитетом госбезопасности?
— Вернее будет сказать, не причиной, а одним из поводов. Причины, думаю, лежали глубже. Да и моя информация, наверное, не была единственной.
18 мая 1967 года я приехал в Москву на заседание Политбюро. В повестке дня было много разнообразных вопросов. За несколько часов до заседания меня пригласил к себе в кабинет Брежнев. Немного поговорили о текущих делах, затем он мне сказал: «Сегодня на Политбюро будем решать вопрос об освобождении Семичастного от обязанностей председателя КГБ». Для меня это было большой неожиданностью и довольно неприятной новостью. Мне хорошо была известна особая роль Семичастного в период подготовки и проведения «мероприятий на основе партийной демократии» в отношении Хрущева. Безусловно и то, что Брежнев многим был обязан ему лично.
Продолжая разговор, Брежнев сказал: «Я пригласил тебя, чтобы посоветоваться, где и как использовать Семичастного. Оставлять его в Москве нельзя и в то же время не хочется и «обижать» его сильно. Может быть, ты что предложишь ему на Украине?» Договорились, что Семичастный будет назначен первым заместителем Председателя Совмина республики, хотя такую должность надо было утвердить дополнительно. Брежнев поблагодарил меня за участие в решении такого «деликатного вопроса»…
Решение было принято «единогласно»: «Освободить т. Семичастного В. Е. от работы в КГБ в связи с переходом на другую работу». Сразу же Брежнев объявил, что «Семичастный будет назначен первым заместителем Председателя Совмина УССР. Вопрос этот с Украиной согласован».
Тут же им было внесено предложение: председателем КГБ утвердить Андропова Ю. В. Но тот возразил: «Может быть, не надо? Я в этом деле не разбираюсь, и мне будет трудно». Но и этот вопрос без каких-либо обсуждений был тоже «решен единогласно». В КГБ поехала комиссия Политбюро ЦК КПСС в составе: М. А. Суслов, А. П. Кириленко, И. В. Капитонов. Была созвана коллегия комитета, ей объявили об освобождении В. Е. Семичастного и о назначении Ю. В. Андропова председателем КГБ, никаких вопросов не было.
— А через месяц подоспела очередь еще одного бывшего комсомольского работника, И. Г. Егорычева… Что же все-таки послужило причиной такого поворота его личной судьбы — выступление на Пленуме ЦК или опять это был только повод?
— Конечно, повод. Повод для расправы над ним и для удаления других молодых, энергичных, принципиальных работников, имевших свое мнение и высказывавших его на самом высоком уровне. Надо иметь в виду также, что и Семичастный, и Егорычев, и Шелепин, активно способствуя приходу Брежнева к власти, знали ему истинную цену, он среди них очень низко котировался. А он наверняка знал об этом и подозревал, что среди них может найтись кандидатура, на которую его потенциальные противники сумеют сделать ставку в случае «омоложения руководства». Но объективности ради следует отметить, что и эта тройка вместе с теми, кто стоял за ними, переоценила свои возможности и недооценила силу Брежнева, его умение вести аппаратные игры, закулисную борьбу.
— Все это так, Петр Ефимович, не согласиться с вами нельзя, но слушая сейчас вас и других бывших «соратников» Брежнева, ныне его критикующих, невольно хочешь сказать: «Все мы теперь стали умниками. А где были раньше?» Вам такой вопрос не кажется неуместным?
— Нет. Это мы его поставили во главе партии. Это мы не сумели ограничить его определенными рамками, мирились с его некомпетентностью и позволили ему поставить превыше всего собственные амбиции и сделаться единовластным самодержцем. Но мы же от этого и пострадали, что, конечно, не должно служить успокоением нашей совести. Единственно, что хоть в какой-то степени могло бы послужить моим лично оправданием, так это то, что ко всем тем оценкам и выводам я пришел уже давно. Все, что тут мною говорилось, я изложил еще в 1977–1981 годах в своих записках, которые уже начинаю предавать гласности.
Александр Шелепин
«История — учитель суровый»
Октябрь 64-го
К осени 1964 года в партии, в ее ЦК и Президиуме ЦК сложилось чрезвычайно трудное и опасное положение, поскольку Хрущев, все более скатываясь на позиции единоличной власти, все дела ЦК и Совмина СССР решал сам. Он внес очередное предложение, и опять об очередной реорганизации управления сельским хозяйством: создать главки по зерну, картофелю, овощам, коровам, свиньям, овцам, птице.
Все это вызвало острую реакцию в президиуме ЦК. Да и народ устал от скоропалительных и бесплодных экспериментов. Во весь рост встал вопрос о невозможности дальнейшего пребывания Хрущева на занимаемых постах. Л. И. Брежнев и Н. В. Подгорный беседовали об этом с членами и кандидатами в члены Президиума ЦК, секретарями ЦК КПСС. Встречались и со мной, и я согласился с их доводами. С М. А. Сусловым они говорили в самую последнюю очередь, так как не полностью ему доверяли.
После этих бесед было созвано закрытое заседание Президиума ЦК, на котором присутствовали только члены, кандидаты в члены Президиума ЦК и секретари ЦК. Не было здесь, вопреки бытующим утверждениям, министра обороны СССР Р. Я. Малиновского, министра иностранных дел СССР А. А. Громыко, председателя КГБ СССР В. Е. Семичастного. Когда все собрались, Брежнев сказал, что обстановку, сложившуюся в Президиуме ЦК и в партии, терпеть дальше нельзя. Все с этим единодушно согласились. Никто не выразил никаких сомнений, повторяю — никто. Было решено вызвать в Москву членов ЦК КПСС. В присутствии собравшихся Брежнев (не Суслов, как некоторые пишут) позвонил на Пицунду, где в это время отдыхали Н. С. Хрущев и А. И. Микоян, и сказал, что обстоятельства складываются так, что вам, Никита Сергеевич, надо срочно приехать в Москву. Хрущев после некоторых колебаний