распростертым телам. Стрелок вдруг дико забился, и погонщик решил начать с него. Он подвел животное к жертве сзади, слон поднял массивную ногу. Но, вместо того чтобы опустить ее всем весом на несчастного, он почти деликатным взмахом громадной конечности оторвал ноги несчастного от тела. Крики жертвы потонули в реве толпы. Я закрыл глаза.

– Вы не можете убить евнуха, – взмолился я.

– Он помогал преступнику бежать. Он находился в машине вместе с убийцей.

– Вы его допросили?

– Он во всем сознался. Адира убили, а на его брата покушались, чтобы трон смог занять малолетний принц.

– Он сознался?

Полковник кивнул:

– Десять минут назад.

– А где сейчас махарани? – крикнул я.

– Во дворец сообщили. Пока мы беседуем, с ней разбирается Пунит.

– Что с ней будет?

– Это не мне решать.

Я вернулся к сцене чудовищной казни. Слон продолжал забавляться с первой жертвой, разрывая конечности, но не трогая туловище.

– Прекратите это! – попросил я.

– Хорошо.

Полковник крикнул что-то погонщику. Слон обошел пленников спереди и занес ногу над головой убийцы. Я мог поклясться, что животное взглянуло на полковника, словно ожидая финального приказа. Арора кивнул, и слон всей массой опустился на человека, раздавив его череп, как яичную скорлупу.

Толпа возликовала.

Я развернулся и пошел обратно сквозь толпу, когда слон двинулся к Сайиду Али. Я не чувствовал ничего, кроме разъедающей пустоты. Сзади вновь донесся восторженный рев, это убивали евнуха. Я не обернулся, просто шел и шел вперед, до самого отеля «Бомонт».

Тридцать девять

Среда 23 июня 1920 года

Прошло тридцать часов с последней дозы, а голова оставалась ясной. Никакой мути, насморка, боли в членах. Никаких симптомов вообще. По крайней мере, пока. Может, Арора не соврал. Может, и вправду канду – дар богов. Я отчего-то сомневался, что мне так уж повезет. В глубине души я знал, что чудес не бывает и последствия, пускай и отложенные, не замедлят явиться. Просто надеялся, что они не станут местью богов.

Вернувшись в «Бомонт», где в своем номере меня дожидалась Кэтрин Пемберли, я вкратце изложил ей, что удалось выяснить. Она растерянно сидела на краю кровати и пыталась осознать услышанное. Я мало чем мог помочь ей, в основном потому, что и сам ни в чем не был уверен.

Примерно в час ночи я оставил ее и вернулся в наш кабинет в Розовом павильоне. Несокрушима не было, но он оставил на столе записку. Сержант изучил оба отчета и вернул их в сейф Даве. Второй отчет был точной копией первого, только цифры изменены; Несокрушим пришел к заключению, что документ с более низкой оценкой стоимости является оригинальным отчетом Голдинга. Отличная полицейская работа: подробный анализ, на котором строится большинство расследований. Но после всего, что я видел, доклад Голдинга показался мне не таким важным делом.

Я поплелся в гостевой дом, прикидывая, не разбудить ли сержанта и не рассказать, чему я был свидетелем. Но… какой в этом смысл? Два человека были мертвы, потому что я высказал догадки, в которые сам до конца не верил, хотя они и казались разумными. Нет, пусть уж лучше парень выспится. Такие новости могут и подождать.

Серые утренние облака тяжело нависали над городом, когда я спускался по ступеням виллы и направлялся к Розовому павильону. Дворцовый парк выглядел мирно и тихо, словно здесь ничего не произошло предыдущей ночью. Где-то неподалеку истерично вопил павлин.

В гараже тоже было безлюдно. Масляное пятно отмечало место, где раньше стоял пурда-мобиль. Но зато старый «мерседес-симплекс» оказался на месте, и я быстро завел его ручкой. Мотор заурчал, и я поехал к мосту через Маханади.

* * *

Как я и надеялся, у ограды храма Джаганната стоял автомобиль. Судя по размерам и блеску, он прибыл из княжеского гаража.

Я припарковал «мерседес» рядом, выбрался из машины и прошел во двор. Двери храма были закрыты, изнутри доносилось заунывное пение. Я сел на ступенях и принялся ждать, наблюдая, как семейство мартышек спускается с дерева, пробирается через открытое окно в храм и спустя минуту возвращается с ворованными фруктами и приношениями в цепких черных лапках.

Наконец двери отворились. Как и предыдущим утром, из них торжественно выступила Субхадра, Первая махарани. Ее сопровождали Даве, брамин и запах благовоний. Махарани выглядела усталой.

Я встал, приветствуя ее.

– Капитан Уиндем, – проговорила она. – Если бы я знала, что вы такой страстный любитель наших храмов, я бы пригласила вас сопровождать меня и дивана-сахиба сегодня утром.

– Ваше Величество, – начал я, – я надеялся, что вы соблаговолите уделить мне несколько минут вашего времени.

– Конечно, – кивнула она и, обернувшись к первому министру, прошептала несколько слов. Даве низко поклонился, и они с брамином скрылись в глубине храма. Махарани мягко коснулась моей руки: – Прогуляемся немного?

Мы спустились в храмовый двор.

– Насколько я понимаю, вы здесь в связи с тем, что произошло прошлой ночью, – тихо проговорила она, глядя прямо перед собой.

– Я хотел бы осведомиться, все ли в порядке с Третьей махарани.

– Пунит среди ночи прислал своих людей в зенану, – ядовито произнесла она. – Они ее арестовали. Это возмутительно.

– А принц Алок?

– Ребенок в безопасности. Пока. Я сделала все, что могла, чтобы защитить его. Каковы бы ни были истинные причины случившегося, он ни в чем не виновен.

– Вы защитили его? – удивился я.

– А кто же еще?

– Я думал, может, его отец, махараджа?

Она остановилась и повернулась ко мне:

– То, что я сейчас вам скажу, должно храниться в строжайшей тайне. Махараджа смертельно болен. Когда он узнал об аресте Девики, с ним случился удар. Иначе, я уверена, он вступился бы и за мальчика, и за его мать.

– Вы не верите, что махарани Девика могла устроить заговор, чтобы устранить Адира и Пунита?

Она помолчала, прежде чем ответить.

– Я не могу поверить в это. Боюсь, Пунит видит заговоры там, где их нет. Или хуже того, он сам в них участвует.

– Думаете, Девика ни при чем, а во всем виноват Пунит?

– А разве Пунит не более вероятный подозреваемый? Я боюсь будущего. Поскольку махараджа отныне недееспособен, Пунит уже настаивает, чтобы на завтрашней торжественной церемонии в честь Джаганната его объявили не просто ювраджем, а принцем-регентом. Народ, несомненно, увидит в этом знак, будто его благословил сам Божественный Джаганнат. Я не сомневаюсь, что с такой божественной поддержкой он в скором времени станет махараджей, а затем… кто знает?

– Что вы намерены делать? – спросил я.

– А что я могу? Я всего лишь жена умирающего старика. Я даже не мать Пунита. Мое влияние