Она часто разговаривала с ним, причем совсем не так, как обычно говорят с собаками — очень серьезно, на равных. Стоило ей остановиться возле койки, как Бутон тут же вспрыгивал на нее и начинал обнюхивать испуганного пациента. Затем он усаживался — чаще всего на ноги больного, — гавкал и вопросительно смотрел на хозяйку, словно спрашивая, какой диагноз она собирается поставить. И она тут же ставила этот диагноз.

Поведение для собаки довольно занимательное, однако у меня не было времени пристально понаблюдать за этой необычной парочкой за работой, вплоть до одного хмурого и дождливого мартовского утра. Я стояла у постели пожилого извозчика и беседовала с ним, стараясь сообразить, что же неладно.

Он поступил к нам неделю назад. Нога у него попала в тележное колесо — несчастный имел неосторожность соскочить с телеги прежде, чем та остановилась. В результате он получил множественный перелом, травму, на мой взгляд, вполне излечимую. Я вправила кость, рана начала благополучно заживать. Ткани имели здоровый розовый цвет, с хорошей грануляцией. Ни дурного запаха, ни пресловутых красных полос, ни нагноения — ничего этого не наблюдалось. И я совершенно не могла понять, отчего у него никак не снижается температура, а моча имеет темный цвет и неприятный запах, что говорит о наличии в организме инфекции.

— Bonjour, мадам, — произнес низкий звучный голос у меня над головой, и, подняв глаза, я увидела матушку Хильдегард. Тут же под локтем у меня что-то прошмыгнуло, и Бутон грузно вспрыгнул на матрац, что заставило больного слегка поморщиться. — Что вы думаете по этому поводу? — спросила она. Я не была уверена, к кому именно она обращается, к Бутону или ко мне, однако все же решила высказать свое мнение.

— Очевидно, существует некий вторичный источник инфекции, — сказала я. — Но понять, где и откуда, я не в силах. Я уже начинаю думать, что это какая-то внутренняя инфекция, никак не связанная с раной. Возможно, вялотекущая форма аппендицита или воспаление мочевого пузыря, хотя, с другой стороны, при пальпировании ничего не прощупывается.

Мать Хильдегард кивнула:

— Да, вполне возможно. Бутон! — Собака послушно повернула голову к хозяйке, та, в свою очередь, кивком указала на больного: — Ищи во рту, Бутон! — приказала она. Осторожными мелкими шажками пес приблизился к изголовью кровати, круглый черный кончик носа принюхивался. Мужчина с трудом приподнял отяжелевшие от жара веки, однако, заметив величественно возвышавшуюся над ним мать Хильдегард, жаловаться не осмелился. — Откройте рот! — властно приказала она, и снова больной не посмел ослушаться, хотя Бутон уже дышал ему прямо в лицо. Несчастный безусловно не принадлежал к разряду тех, кто любит целоваться с собаками.

— Нет, — не сводя глаз с Бугона, мать Хильдегард задумчиво покачала головой, — нет, не то. Ну же, ищи, Бутон! Только осторожно. У человека нога сломана, помни это.

Словно понимая каждое ее слово, пес начал осторожно обнюхивать больного, суя нос под мышки, залезая на грудь, теребя складки одежды в паху. Добравшись до поврежденной ноги, он ловко переступил через нее лапами, прежде чем приблизить нос к повязке.

Вот пес снова вернулся к паху — а куда же еще, это естественно, подумала я, собака есть собака, — легонько потеребил верхнюю часть бедра, затем сел и гавкнул, преданно виляя хвостом.

— Вот оно, — сказала матушка Хильдегард, указывая на маленький коричневый струп над паховой складкой.

— Но рана почти зажила, — заметила я, — и воспаления нет.

— Вы уверены? — Высокая монахиня положила больному руку на бедро и сильно надавила. Сильные пальцы глубоко вошли в бледную плоть, и извозчик завопил как резаный. — Ага! — удовлетворенно буркнула она, рассматривая глубокие вмятины, оставшиеся после нажатия. — Гнойник!

Так и оказалось; струп разошелся с одного конца, оттуда вытекал желтый гной. Дальнейший осмотр с помощью матушки Хильдегард, которая держала больного за ногу и плечи, позволил узнать наконец, в чем же причина. Оказывается, глубоко в бедро вонзилась несчастному длинная заноза — осколок дерева, отщепившийся от колеса. Видимо, основная рана отвлекла внимание врачей к они не заметили занозы с самого начала, да и сам больной не заметил, тогда ему было не до того. Постепенно произошло заражение, рана воспалилась, вокруг занозы скопился гной, причем происходило все это глубоко в мышечных тканях и не было заметно на глаз.

Пришлось немного поработать скальпелем, почистить рану, затем с помощью специальных длинных щипцов я извлекла занозу и торжественно подняла ее вверх — трехдюймовую деревянную щепку, испачканную кровью и гноем.

— Молодец, Бутон! — похвалила я пса. Длинный розовый язык радостно высунулся из пасти, черный носик принюхивался ко мне.

— Да она умница! — сказала матушка Хильдегард. На сей раз никаких сомнений насчет того, к кому именно она обращалась, у меня не возникло. Ведь Бутон был как-никак мужского пола. Он приблизился и вежливо обнюхал мою ладонь, затем облизал тыльную ее сторону, словно в знак признания моих профессиональных заслуг. Я с трудом подавила желание немедленно вытереть ладонь о фартук.

— Поразительно! — заметила я вполне искренне.

— Да, — небрежно кивнула матушка, но в голосе ее звучала гордость. — У него безошибочное чутье на локальные подкожные опухоли. И хотя я не всегда могу понять, что именно он унюхивает в дыхании и моче больного, сам тон его лая безошибочно указывает на то, что данный человек страдает несварением желудка..

— Причин сомневаться в этом после того, что я видела, у меня не было. Я вежливо поклонилась Бутону и взяла пузырек с порощком для обработки раны.

— Рада, что ты помог мне, Бутон. Можешь и дальше работать со мной.

— Очень разумно с вашей стороны, — заметила матушка Хильдегард, обнажив белые крепкие зубы. — Большинство врачей и хирургов не проявляют особой склонности пользоваться его талантами.

— Э-э… — Мне не хотелось подвергать чью-либо репутацию сомнению, но взгляд, который бросила я через холл в сторону месье Валеру, был достаточно выразителен.

Мать Хильдегард рассмеялась:

— Что ж, мы подбираем все, что Бог пошлет, хотя порой я спрашиваю себя: а не посылает ли он их нам лишь с целью уберечь мир от еще больших несчастий? И все же иметь хотя бы таких врачей лучше, чем ничего. Вы… — Тут зубы ее снова блеснули, и она стала похожа на лошадь-тяжеловоза. — Вы же гораздо лучше, чем ничего, мадам.

— Благодарю.

— Хотя иногда меня удивляет, — продолжала она, наблюдая, как я накладываю на рану повязку, — почему вы занимаетесь лишь пациентами с ранами и переломами. И избегаете тех, у кого сыпь, или кашель, или лихорадка, хотя, казалось бы, ухаживать за такими больными дело для женщины более естественное. Вот уж не думала, что встречу когда-нибудь даму-хирурга! Наши женщины-лекарки обычно не имеют лицензии, все они по большей части из провинций. Хорошо знают травы, припарки и приворотные зелья. Эти мудрые женщины-знахарки всегда были повитухами, так сказать, элитой народных целителей. Многие из них пользуются куда большим доверием и уважением, чем патентованные лекари, как раз их предпочитают люди низших сословий, поскольку они и достаточным умением обладают, да и услуги их недороги.