Гас впустил меня, Эгги лежала обнаженная на кровати, безвольная, пьяная или под кайфом, и Джеймс держал ее за горло, он держал меня за горло, и когда Эгги увидела меня, она попыталась сесть, закричала, чтобы меня выпустили, чтобы ее отпустили, она закричала, чтобы они перестали, умоляла их перестать, пока Джеймс не замахнулся на нее кулаком и не ударил в лицо так сильно, что она потеряла сознание.

Когда я открыла глаза, то лежала на краю кровати. Кровати, которая шевелилась.

Я была одета, и ко мне никто не прикасался.

Но… Я повернула голову.

Сестра лежала рядом, повернутая ко мне лицом. Ее глаза были закрыты.

— Эгги, — произнесла я, и она открыла их.

Я взяла сестру за руку, сжала ее как можно сильнее и пришла в ужас, осознав всю глубину ненависти, унижения, ярости, которые, должно быть, жили внутри Гаса. Как же я раньше не видела этого в нем? А ведь видела, верно? Видела, но верила, что это никогда не зайдет настолько далеко, потому что такое просто уму непостижимо. Я подумала обо всех событиях, которые привели к этому моменту, и поняла, что были тысячи возможностей чуть изменить положение и уберечь нас от пропасти. Сколько раз я догадывалась, кто он на самом деле, узнавала в нем монстра и все-таки ничего не делала; даже сегодня вечером, когда сидела на том диване и понимала, что попала в западню, я не боролась за то, чтобы уйти, не хотела устраивать долбаных сцен. Внутри все горело огнем, и это пламя никогда не остынет. Я хотела убить обоих, Гаса и Джеймса, с особой жестокостью, но не могла встать и драться, потому что они пригвоздили нас к кровати, и я чувствовала увечья, которые оба наносили Эгги по очереди, один за другим, и заметно было, что они намеренно причиняют вред, прикладывая особые усилия, чтобы унизить ее и уничтожить. Я не могла встать и драться, потому что я создана неправильно, потому что я слабая. Я не могла защитить сестру так же, как она защищала меня всю нашу жизнь. Она спасла меня от этой участи, но я не сумела спасти ее. И пока я смотрела ей в глаза, пока вбирала все ее существо всем своим существом, у меня не хватало сил поплыть против течения, я не могла удержать ее, она покидала меня, она ушла.

* * *

Я сижу под душем и пытаюсь исчезнуть. Но есть малышка, и она крутится внутри меня и возвращает к самому страшному, что знает моя шкура, назад в ту ночь, опять и опять, в ту кровать, которая шевелилась, к моей непростительной неподвижности. Эта память живет в моем теле.

Когда они ушли, Джеймс и остальные мужики, Гас сел на пол, опустив голову на руки. Он не пытался помочь истекающей кровью жене. Я с трудом села, оглушенная, но нетронутая, и по телефону сестры позвонила в скорую, и потом сделала для нее, что могла, но в конце концов просто стала гладить ее по волосам так, как она любит, снова и снова, хотя вряд ли она чувствовала это.

Эгги едва выжила. И когда очнулась, то ушла куда-то в другой мир и забрала все свои сильные качества, даже голос.

27

Мы ищем Номер Десять две недели, пока наконец Эван не входит на базу и не говорит:

— Мы заметили ее.

— Ура! — восклицает Зои.

Чтобы отыскать волчицу, я поднималась с Фергюсом в небо. Зима полностью вступила в свои права, как и предсказывали местные жители, непривычно рано. Сейчас конец ноября, а земля уже покрыта толстым слоем снега. Без электронного ошейника Десятая недоступна для нашей техники, и многие дни поисков с самолета тоже не принесли плодов. Теперь она уже выучила, что, услышав гул в небе, нужно прятаться. Поэтому я отправила Эвана и Нильса идти по ее следу — мне самой хочется быть на месте, когда мы найдем волчицу, но мой живот так раздался, что толку от меня не будет. Идет тридцать шестая неделя, и малышка, решив наверстать упущенное время, растет пугающими темпами. Она должна появиться на свет через месяц, под Рождество.

В любом случае, ходить по такому глубокому снегу тяжело, даже не будучи беременной. Но выследить животное определенно легче — волк передвигается медленнее, и следы видны отчетливее. Однако волк все равно дикий зверь, а мы дети цивилизации. Мы забыли, каково ходить по девственной местности и чувствовать себя как дома. Это владения Номер Десять, и мы вторгаемся на ее территорию. Моя надежда отыскать волчицу таяла с каждым днем, но, разговаривая с Бонни, я заверяла ее, что мы напали на след и идем за Десятой по пятам и необходимо придержать охотников еще некоторое время, чтобы мы сами могли разобраться. Преодолевая тошноту от этой мысли, я заверяла женщину-копа, что, поймав Номер Десять, мы усыпим хищницу: так, и только так, удастся спасти остальных наших подопечных от Рэда и его приятелей. Одного вороватого волка придется убить, чтобы защитить целый вид.

— Где? — спрашиваю я сейчас.

— Около базы у горы Кернгормс.

— Почему вы не привезли ее?

— Я пытался, но снова потерял ее из виду. Она улизнула, и мы больше не смогли ее найти.

— Ты что, издеваешься? Почему же вы не пошли по следам?

— Там метель! — отвечает он. — Следы замело!

Заметив, как устал и замерз Эван, я сменяю гнев на милость. Они с Нильсом прочесывают лес уже не первый день.

— Извини, — говорю я. — Молодцы, что вообще отыскали ее. Иди домой, прими душ и поспи.

Когда Эван устало выходит из коттеджа, я прошу Зои скачать данные о его передвижениях в последние дни, чтобы посмотреть, где он видел Десятую.

Мой коллега был прав: это далеко. В самых дебрях, в сердце Хайленда, куда, как я сразу подозревала, потянет волков. В такую неблагоприятную погоду дорога верхом в те края займет несколько дней. Я не могу просить Эвана завтра снова отправиться в путь, он на пределе сил, а Нильс хреново умеет выслеживать зверя даже в ясную погоду. К тому же все наши лошади утомлены до крайности, а Десятая наверняка не будет сидеть на одном месте и ждать, когда ее поймают.

— Офигеть, кошмар какой-то, — говорит Зои, наблюдая, как последние капли надежды вытекают из меня.

— Ничего, все получится. Я позвоню и попробую привлечь нам на помощь некоторых бывших коллег. Нам просто нужны еще люди. В