заняла бы от силы пару часов, но у меня нет фургона для перевозки Галлы, а без нее я бы не смогла двинуться дальше с этого места. Укрытая белым одеялом земля блестит на солнце, и теплые лучи наполняют мои мышцы бодростью. Я сомневаюсь, что Десятая еще здесь, но все равно надо проверить. Из укрытия я наблюдаю за волчатами, которые наслаждаются утренним светом, и в груди сладко ноет, когда я вижу, как весело они играют. Я ощущаю, как их зубы кусают мне кожу, языки лижут мне лицо, лапы заваливают меня в снег. Я осязаю как свои собственные прижатую ко мне шкуру, их тепло, силу. Как им удобно в своем теле. Как они раскрепощены и всесильны. Трепет пробегает по моим членам, и я почти в экстазе, мне кажется, я чувствую их мощь, их сплоченность, общность с семьей. Малышка пинается пуще прежнего, и я думаю, что она тоже разделяет со мной эту радость.

Мне пора уходить. Тяга остаться сильна, связь с ними слишком отчетлива. Я мню себя волком; я забываю себя.

Признаков присутствия Десятой здесь нет, а значит, я должна ехать на север, к горам, где ее видели в последний раз. Ее привычным поведением стало убегать из центра парка, чтобы ухватить добычу, и потом снова возвращаться. Может быть, она ощущает себя свободнее там, где нет дорог, домов и людей. Может, она умнее, чем мы полагаем, и понимает, что самое безопасное место для нее там, где мы не можем до нее добраться.

Мы с Галлой едем долго, пересекаем равнины, переваливаем через гребни гор, минуем унылые, продуваемые ветрами холмы. Мы ищем горный кряж, и нам негде укрыться, когда мы поднимаемся по склону одной горы, спускаемся по склону другой и нет спасения от колючей снежной крупы или ледяного града. Час за часом снова приводят нас в ночь, к тому ведьмовскому времени, которого я боюсь до ужаса. Через равные интервалы мы останавливаемся, чтобы поесть, попить и отдохнуть. Перерывы в однообразном пути помогают отогнать тени. Но в темноте я не могу разглядеть ни дороги, ни помета, ни останков волчьей добычи, поэтому, когда мы находим клочок земли без снега, я развожу костер, сажаю Галлу на землю и, прильнув к ней, чтобы нам всем троим было тепло, засыпаю.

Я думаю о Дункане, и гнев подпитывает меня. Злюсь я и на Десятую, но это полнейшая глупость, и в конце концов я понимаю, что больше всего негодую на саму себя. За то, что не занялась ею раньше. За то, что не воспринимала нападения как предвестие большой беды. Мы забрали волчицу из ее дома, бросили в чужом краю и ожидали, что она приспособится, но, вероятно, от нее не стоило требовать так много. Возможно, она в такой же ярости, как и я.

Занимается второе утро, и в течение этого дня я нахожу тропу оленей, предположительно ланей.

В ушах звучат слова отца: «Волка выследить нельзя. Он умнее нас. Но можно выследить его жертву».

Иногда мне кажется, что я могу различить самые слабые отпечатки волчьих лап на оленьей тропе, — только лишь потому, что за всю жизнь видела их много. В этом разница между валком и собакой или даже между волком и большинством остальных зверей. Изящество и сноровка в поисках уплотненного снега, с трудом утрамбованного другими животными, — это мудрый способ сэкономить силы, которые ему понадобятся. Но я напала на след.

Через некоторое время мы идем по тропе ланей вдоль обледенелой реки к огромному замерзшему озеру. Оно сияет на солнце голубоватой белизной. Следы расходятся по его берегам.

А на другой его стороне, ничуть не опасаясь меня, стоит волчица.

Она наблюдает за мной. Желтовато-коричневое пятно на снегу. Можно предположить, что Десятая бросает мне вызов. Потом она как ни в чем не бывало скрывается из виду.

Как бы я ни стремилась добраться до нее, я не настолько глупа, чтобы пускать лошадь по замерзшей воде, не зная толщины льда. Я трогаю Галлу вперед, и мы начинаем обходить озеро, шагом. Меня не удастся подстрекнуть перейти на рысь или галоп; моя уверенность будет кипеть долго и медленно. Торопиться не нужно. Я нашла ее. Вооружившись терпением, я ее убью.

Я иду по следам Номера Десять, ясно и отчетливо видным в снегу. Они легко выводят нас к подножию горы. Волчица, должно быть, унюхала мой запах. Наверно, знает, что я пришла за ней. Но, насколько я вижу, она не бежит, а идет спокойно, совсем как мы. По мере того как мы продвигаемся, во мне пробуждается какой-то древний инстинкт. Я беру с седла ружье, заряжаю его пулей, но не снимаю с предохранителя, а ствол направляю в небо. Шаги Галлы становятся моими, ритмичные движения ее тела отдаются в пульсации моих артерий.

Волчица впереди нас издает вой.

Существо, обладающее самым сильным на Земле инстинктом защиты своей территории, предупреждает меня держаться подальше или продолжать путь на свой страх и риск.

Десятая воет снова и снова и начинает переходить от угроз к насмешкам.

Галла прижимает уши, но спокойно продолжает путь. Я этого спокойствия не разделяю и вся аж бурлю от гнева. Волчица подначивает меня, доводит до бешенства. Я чувствую в себе нарастающую агрессию, руки дрожат от нужды приобрести власть над событиями, бросить вызов судьбе, и если это реванш за все, что у меня отобрали, тогда пусть, я это приму. Хватит исполнять роль жертвы. Пора наконец стать хищником. Забыть об ограничениях и защите, взять пример с той, на кого я охочусь, и почувствовать азарт зверя в полной мере.

* * *

Начинается снегопад; скоро следы скроются из виду. Неважно. Впереди поляна, и волчица на другой ее стороне. Я едва различаю ее сквозь метель, но она там, стоит неподвижно и наблюдает. Я слезаю с лошади, которая теперь выражает беспокойство, поскольку волк совсем близко. Я не могу рисковать и позволить ей сбежать от меня.

Я встаю лицом к лицу с Номером Десять, как уже случалось однажды, но тогда она была в клетке, и с тех пор много воды утекло. Тогда она не отступила передо мной. На этот раз я поднимаю ружье и целюсь ей в грудь. На этот раз я готова и жду ее нападения. Она забрала из мира нечто ценное. Забрала у меня то, что я любила. Когда-то я не нашла в себе сил отомстить, но сейчас нахожу, найду.

Я снимаю ружье с предохранителя.