В Москве на аэродроме нас посадили в два представительских автомобиля и с эскортом из двух машин с охраной повезли в Москву. Мы ничего толком не рассмотрели. Привезли в какой-то особняк, как я понял, наша ВИП-тюрьма. Особняк двухэтажный в маленьком саду, огороженном высокой металлической оградой.

На первом этаже кухня, два санузла, ванная и душ раздельно, две комнаты, поменьше – для обслуживающего персонала, побольше – для охраны. Нам отвели второй этаж, где мы заняли три комнаты из пяти. Сказали, можно отдыхать, еда на кухне уже приготовлена, завтра у всех очень напряженный день. Предупредили, чтобы язык держали под замком, тут мы для всех спецгруппа, готовившаяся для ответственного задания, и никто ничего не должен знать.

Мы, конечно, вымотались с этим перелетом, так что после позднего ужина все завалились спать, за исключением Володьки Смоленцева. Он остался охранять наш сон, так, на всякий случай. После него очередь Гаврилова. Эти оба успели выспаться в самолете, не помешали ни холод, ни болтанка, ни тем более шум моторов. Утром нарисовался капитан и еще пара каких-то субъектов.

– Так, товарищи командиры, сегодня для некоторых очень напряженный день, надо многое успеть сделать. Первое: завтракаете. Потом садитесь за стол, где приготовлена пронумерованная бумага. Каждый пишет подробно, что можно применить сейчас в войне с немцами. Капитан-лейтенант Буров, вы поедете с сержантом в техотдел флота, поможете там разобраться с вашим подарком. Доктор поедет в Первый московский медицинский институт, там его уже ждут. После обеда заеду, заберу ваши записи.

Итак, два наших товарища убыли, будем надеяться, что их знания принесут пользу. Разойдясь по двум пустым комнатам, мы засели за работу. На первый взгляд взял и написал о том, что знаешь, и как это применить. Однако не все можно применить, технологий не существует. Надо выбирать и предлагать пока то, что можно запустить в производство в ближайшие год-два. Нет, это я не о себе, а о своих товарищах по несчастью. Мне, кстати, немного легче, у меня только даты и факты исторических сражений, морских и сухопутных. Состав, вооружение, место дислокации, действия противоборствующих сторон. Конечно, и тактико-технические данные вооружения. Вот я и стал писать анализ этих битв, которые произойдут в ближайшие полгода, максимум год, и как надо бы поступить в свете тех знаний, что имели мы, пришельцы из будущего, чтобы избежать таких огромных жертв, которые произойдут, если не изменить историю.

Как и обещал, после обеда приехал Кочетков, собрал наши записи, вложил их в пакеты, все опечатал и сложил в портфель. Опять выдал всем пронумерованную бумагу, сказал, что мы свободны до вечера, а пока между делом можем дальше обдумывать и записывать свои мысли.

– Ох и припахали нас, товарищ капитан третьего ранга, – вздохнул старлей Винокуров, – я столько и за неделю не исписывал, сколько за один день. Это хорошо, что мы набрали шариковых ручек, я в ужасе, если бы пришлось писать вот этими, – показал на письменные принадлежности в виде деревянной палочки со стальным пером на конце и чернильницы. – Я ради интереса попробовал написать пару строк этим приспособлением, у меня ничего не получилось. Перо все время норовило воткнуться в бумагу или залить ее чернилами.

– Ты прав, в этом нам повезло. Интересно, как наши предки справлялись, и даже успешно, но если мы так будем писать, то и нам придется переходить на это орудие. Надо срочно предложить шариковые авторучки производить уже сейчас.

– Два часа, а наших товарищей что-то до сих пор нет, как бы чего не вышло, я наслушался рассказов о зверствах в застенках НКВД и сам же сюда, дурак, согласился приехать.

– И где же ты, товарищ Красильников, наслушался таких рассказов?

– Как где, в институте, товарищ старший лейтенант. Говорят, столько талантливых авиаконструкторов там сгинуло, да и сейчас еще сидят.

– Ну, теперь с твоей помощью кого-нибудь да выпустят. Правда, кого-то и посадят за вредительство, – черно пошутил Гаврилов.

– Старлей, не пугай парнишку, с нашими ребятами все будет в порядке.

– Товарищ капитан третьего ранга, я его и не думал пугать. Он из будущего и обо всех достоинствах и недостатках самолетов знает в свете нынешнего времени. Теперь их можно трактовать как злостное вредительство и подрыв боеспособности нашей авиации.

– Да, старлей, вот ты задал задачку. С одной стороны, ты, может, и прав, но я не помню, чтобы в сорок втором кого-то из авиаконструкторов расстреляли. Они сидели в шарашках. А теперь он подскажет этим конструкторам, что и как надо сделать, и они смогут все исправить за несколько месяцев. Я прав, Летун?

– Да-да, я на это надеюсь.

– Слушай, Летун, – эта кличка приклеилась с легкой руки командира, – как ты попал на флот, да еще и в подводники, если хотел в небо?

– В наше время это даже очень просто: мечтаешь об одном, получаешь совсем другое. Так и у меня. На четвертом курсе после первого семестра придумал я одну хренатень – узел крепления такой. Подсчитали, если его внедрить на производстве, получается хороший выигрыш, как в финансах, так и в материальных затратах. С этой идеей я пошел к своему декану, он посмотрел, повертел и сказал, что это экономически невыгодно, надо оснастку переделывать, то се, в общем, из этого ничего не выйдет. А потом я узнаю, что он оформил заявку на изобретение, внес небольшие изменения, но суть осталась. Это моя идея. Я, как узнал об этом, пошел разбираться, а он послал меня в эротическое путешествие. Я не сдержался и въехал ему в челюсть, там кое-что выпало со стуком. Меня, конечно, исключили, а эта сука еще подал в суд. А у отца знакомый военком, и за сутки я был призван в армию, а чтобы меня долго искали, упрятали на флот.

– Ну ты даешь, Летун, ты, значит, у нас принципиальный малый. Молодец! Тебя сейчас уж точно никто не найдет, ни милиция, ни полиция, хорошо затаился.

Потратив еще пару часов на разговоры о разных жизненных перипетиях, оставленных в том мире, мы опять занялись писаниной. Вечером Кочетков привез наших товарищей, оба были возбуждены, но мне не удалось с ними переговорить.

– Товарищ Головин, – обратился ко мне капитан, – я за вами, вас приглашают на беседу, машина ждет, возьмите что нужно и поедем.

Тут подорвался Смоленцев:

– У меня приказ товарища капитана третьего ранга без сопровождения не отпускать.

Это было сказано таким тоном, что Кочетков минуту молчал, потом попросил подождать пару минут.

«Побежал жаловаться пахану, что его тут не шибко боятся и смеют перечить», – подумал я про себя.

Вернувшись, он объявил, что разрешение получено, пора выезжать, а остальные пусть пишут.

Я взял ноутбук, пару папок с информацией, и мы пошли к машине. Впереди капитан, я за ним, замыкал шествие мамлей. Машина стояла на аллее метрах в пятнадцати от крыльца. Когда мы были на полпути к ней, из-за угла здания вышли два амбала в энкавэдэшной форме и направились в нашу сторону. Смоленцев сразу сместился в их сторону, перекрывая доступ ко мне. Каждый из этих бегемотов был почти на голову выше и на несколько десятков кило тяжелее. Они шли не спеша, будто мы им совсем не интересны, когда оставалось метра три, они вдруг ускорились, решили, что этот, по их мнению, недомерок не сможет остановить. Но наш боец сместился немного в сторону, пропуская одного мимо себя, и каким-то неуловимым движением, используя силу инерции нападавшего, перехватил руку и толчком в плечо направил того на напарника. После столкновения их ускорение замедлилось; пока они обнимались, он ударом ноги по голени вывел одного из борьбы на некоторое время. Второй уже не пытался проскочить мимо, развернулся к Смоленцеву лицом. Я смотрел на Кочеткова и не мог понять, почему он так спокойно наблюдает за всем. Вдруг бегемот сделал выпад, но нарвался лбом на ногу Володьки и теперь лежал, не рыпался. Володька уже стоял напротив хромоногого и грозил пальцем, как бы говоря: «Хромай отсюда на одной ноге, а то придется уползать на руках или унесут на носилках».